охоте, рыбной ловле и осеннем промысле кедровых орехов.
На рассвете, когда птицы еще только заводили свою торжественную песню, я брал ружье и до начала работ успевал побродить в лесу.
Красные стволы лиственниц расступались передо мной и опять смыкались сзади в сплошную стену. Местами деревья были в три-четыре обхвата. Их широко раскинутые сучья походили на зеленые бархатные лапы. Серый лишайник свисал с них длинными бородами чуть не до земли, устланной густой хвоей.
Вот ствол-великан, поваленный бурей, и в его изломе, как стеклышки, сверкают капли янтарной смолы. Вот холмик, и взбежавший на него молодой осинник будто перешептывается своими круглыми листьями.
Но чудесней всего — неожиданная дорога среди тайги. Не рубленная ничьим топором, не мятая никем, дорога — сама по себе. А по ней среди свежей травы расстилаются насколько хватает глаз, белые ночные фиалки-любки.
Смотришь, и думается: «Куда ведет эта сказочная дорога?»
Вскоре я сманил в тайгу нашего старого водолаза дядю Мишу. Особенно его заинтересовал малинник, который рос на одной из ближних полян: дядя Миша малину любил.
И каждое утро, прежде чем мы успевали сесть за чай, дядя Миша появлялся из тайги. Пряча в усы довольную улыбку, он ставил перед нами на палубу полное ведерко крупной, сочной, бархатистой малины, которая будто светилась изнутри розовым светом таежной зари.
Мы грозились, что как-нибудь встанем пораньше и оборвем всю его малиновую кладовую. Но старик отшучивался, говоря, что, пока мы соберемся, вся малина уже отойдет.
Нам предстояло в трехмесячный срок обследовать несколько «песков» на Оби и постепенно срезать на них весь подводный лес.
Так как работа подводных лесорубов была для нас совершенно новой, то по плану нам задали очистить сначала наименее трудные «пески», а потом, когда мы освоимся, приступить к выкорчевке самого трудного участка.
Но вдруг нашего старшину Подшивалова срочно вызвали для переговоров.
Мы встревожились. И в самом деле, старшина пришел нахмуренный, серьезный и велел срочно готовиться к отплытию.
— Вот, ребята, — сказал он, — придется, видно, нам, что называется, брать быка за рога — начинать работу с самого тяжелого «песка». Сейчас получил срочное задание.
— Ого! — крякнул дядя Миша и почесал затылок.
Мы перебазировались к консервному заводу и сразу же приступили к работе.
У нас, водолазов, есть своя мощная техника. Гидромониторы сосут и роют нам грунт, водолазные электрические пилы заменяют ручные ножовки, огромные чугунные щиты, спущенные под воду, охраняют места наших работ на очень сильном течении.
Но всей этой техникой в условиях Оби воспользоваться нам не удалось из-за отдаленности «песков» и особой срочности задания.
Приходилось полагаться, главным образом, на свой водолазный опыт, умение и настойчивость.
«Пески» сразу преподнесли нам целый ряд неприятных неожиданностей.
Мне первому пришлось испытать их. Я спустился по стальной оттяжке с неводника в летнем водолазном костюме. Мгновенно бешеное течение подхватило меня и чуть не сорвало с оттяжки.
Я ухватился покрепче и, вглядываясь в желтый вьющийся полумрак, двинулся вниз. Буквально через три метра наступила полная тьма…
И вдруг я почувствовал, что кто-то схватил меня железными, как лед холодными, руками. От неожиданности я даже поджал ноги.
Это я вступил в полосу ключевой воды. Она обжигала меня, леденила подмышками, но я продолжал спускаться.
Хуже всего стало, когда я погрузился в нее весь. Я сделался сразу очень легким и, казалось, звенел, точно был из железа. А тут еще будто бритвой меня по щеке полоснули. Это я, наклоняясь, нечаянно пережал головной золотник и впустил к себе через шлем тонкую струю воды.
Руки у меня онемели. Хотелось на них подуть, но это было бессмысленно под водой. Я даже потереть их не мог одну о другую, так как нужно было изо всех сил держаться за трос, к тому же в руках еще была пила-ножовка с тяжелой металлической ручкой.
Когда я почувствовал, что руки мне больше не повинуются и меня вот-вот оторвет от троса, а это значило бы неминуемо разбиться о подводные деревья, я дал сигнал быстро поднимать меня.
Работать в летних рубахах оказалось невозможно. Рукава у них без рукавиц и кисти рук остаются обнаженными… Чтобы не проникала в костюм вода, руки на запястье туго обтянуты резиновыми манжетами. В теплой воде легче работать без рукавиц, удобнее держать в руках инструмент.
А теперь к манжетам летних рубах срочно пришлось подклеить зимние резиновые рукавицы.
Но река выкинула новую каверзу. Дядя Миша под водой на секунду выпустил оттяжку из рук, и его так стукнуло об одну из «задев», что целый месяц болело плечо и плохо слушалась рука.
Река словно мстила нам за то, что мы хотим отнять у нее подводный лес.
Рыбаки, видя наши трудности, всячески старались помочь нам. Могучий, с длинной светлорыжей бородой, бригадир рыбаков предложил соорудить для нас заслон из бревен на тросах и якорях. Но для этого потребовалось бы много времени, да еще неизвестно было, выдержит ли это сооружение напор воды.
А время не ждало. Уходили дни, лучшие дни для рыбной ловли, и мы решили обойтись своими силами.
Рыбаки окружили нас исключительным вниманием. На этот участок они возлагали большие надежды. Они кормили нас нежной нельмой и заливными осетрами Не было у нас недостатка и в отличной таежной дичи.
Но самые жирные гуси и утки не лезли нам в горло. А у Подшивалова так и совсем аппетит пропал.
Работа шла до обидного медленно, хотя мы и трудились, не жалея своих сил.
К каждой «задеве» требовался свой подход и особое приспособление. Одни «задевы» стояли на дне вертикально, доставая вершинами чуть ли не до поверхности воды. Другие были в наклонном положении. Третьи совсем лежали, полузасыпанные песком.
Толстые стволы деревьев укрывали водолазов от бешеного течения. Пилить их приходилось так, чтобы течение не зажало ножовку. Поэтому мы подпиливали ствол с разных сторон и поневоле выходили из-за дерева навстречу течению. А тут только следи, чтобы тебя не опрокинуло вниз головой и не унесло.
Затрудняло работу не только стремительное течение, но и ползучий грунт.
Начнешь пилить дерево, ляжешь для удобства на дно, а течение тебя покачивает, и пила попадает уже не в надпиленное место. То и дело рукавицей подпил нащупываешь.
А потом чувствуешь, как всё лучше и лучше становится пилить, течение уже совсем не мешает. Казалось бы, хорошо? Не тут-то было. Это тебя уже песок приковал. Сперва он кажется мягким, но поработаешь час — и уже не встать с грунта: присосался. Обский песок — из породы плывунов, когда его расшевелишь, — он, как грязь. А потом затвердеет, как цемент.
Пилить дерево надо было вровень с грунтом, чтобы пень не порвал невода.
Но песок мог переместиться и размыть корни спиленного дерева. Поэтому на пень мы набивали еще «подташни» — толстые стальные прутья — и выгибали их дугой.
По ним, как по салазкам, можно было без риска протащить рыбачий невод.
Очень мешала нам и полная темнота. Было очень просто зацепиться во тьме шлангом за подводные деревья.
Я лучше моих товарищей знал особенности живых таежных деревьев и поэтому легче справлялся на дне с «задевами», но и то раз чуть не поплатился жизнью.
Огромный ствол «задевы» был почти распилен, но почему-то не поддавался, сколько его ни дергали подведенным сверху стальным концом. Тогда я зашел с обратной стороны подпила, чтобы свалить дерево
