Море всегда казалось Склярову сказочным, и хотя оно бывает коварным и свирепым, он не переставал восхищаться им. На берегу он тосковал по морю, хотелось дышать им, ощущать на себе его соленые брызги. Порой ему казалось, что волны несут не корабль, а его самого, несут, кружат в своем светло- зеленом хороводе.
— Море отливает серым цветом, красиво, а? — сказал Скляров, глядя на старпома.
— Меня оно не чарует, — отозвался Комаров. Он никогда не восхищался морем. Всякий раз в разговоре с молодыми матросами он подчеркивал, что море — злое, оно в любую минуту готово беспощадно расправиться с тобой, стоит лишь ослабить нервы. «Я мог бы быть приверженцем капитана Немо и даже членом экипажа «Наутилуса», — сказал как-то он Склярову, — но я не вышел бы из лодки на мрачной глубине, если мне не гарантируют безопасность. Трусость? Никак нет. Просто не в моей натуре бравировать. Иногда приходится слышать, что любовь к морю превыше всего и что она и только она помогает человеку переносить все невзгоды походно-боевой обстановки. Я позволю себе не согласиться с этим. Нет, любовь к морю, это еще не все, это не главное.
— Что же главное? — вопрошал Скляров.
— Долг, сознание необходимости твоей службы, необходимости во имя нашего великого дела. Без этого понимания любовь к морю слепа, и при первом же серьезном испытании она рассеивается, как дым.
— Согласен, — сказал командир. — Но в таком сочетании она имеет великую силу.
И Скляров рассказал об одном моряке-балтийце, который ослеп после ранения. Он сильно тосковал по морю и попросил свозить его на родную Балтику.
Такие беседы возникали у них часто, и всякий раз Скляров все более убеждался, что Комаров — человек мыслящий, что хотя он и не знал стихов про корабли и бригантины — привязанность к своей профессии у него в крови.
Корабль вышел на узкий фарватер, и Скляров приказал капитан-лейтенанту Котапову открыть дополнительную вахту на станции кругового обзора.
— А может, откроем еще одну вахту акустика? — предложил Грачев, заступивший вахтенным офицером.
Комаров покосился на него:
— Подводная лодка не акула. Обнаружим... И глубины здесь небольшие, зачем людей без нужды перегружать.
— Разве вы не помните эти места? — Грачев поправил ремешки бинокля, висевшего у него на груди.
Скляров вопросительно посмотрел на него. Грачев напомнил командиру и старпому, что три года назад в этом районе конструктор Савчук испытывал новую торпеду. Акустик тогда внезапно заболел, и вместо него на вахту заступил радист Крылов. Он вовремя обнаружил подводную лодку, и ее удалось атаковать. Но торпеда долго не давала о себе знать. Савчук очень волновался: не утонула ли? И только когда лодка «противника» всплыла, стало известно, что торпеда дважды проходила под ней. Ограничители выдержали заданную глубину. А потом показалась и сама торпеда.
— Тогда стало ясно, что здесь плохая гидрология моря, сигналы, которые регулярно посылает акустическая станция, тонут в мягком илистом грунте. Значит, лодке легче форсировать этот район.
— Так, так, вспомнил, — сказал командир. — Открывайте дополнительную вахту. Пусть мичман Крылов и заступит. Только предупредите Котапова.
— Есть!
Ветер все яростнее рвал-гребешки волн, с силой бросал их на корабль, и все, кто находился на мостике, уже изрядно промокли. Из боевого информационного поста дважды докладывали, что корабль находится в полосе действия береговых радиолокационных станций. Котапов попросил у командира разрешения выключить приборы и оставить лишь вахту на индикаторе станции кругового обзора.
— Пусть люди отдохнут, товарищ командир.
— Акустикам докладывать через каждые пять минут! — приказал Скляров. — А вам, Котапов, ко мне на мостик.
Когда тот прибыл, довольно жестко спросил его:
— Что, потянуло на отдых? Устали?
Котапов смущенно передернул плечами.
— Не я устал, товарищ командир. Матросы... Тяжело им. Вот я и решил, что пока на море тихо, дать им отдохнуть.
«Ишь ты, какой субчик нашелся, — чертыхнулся в душе Скляров. — Он, значит, заботится о людях, а я, выходит, нет. Ну и добренький же!» А вслух не глядя на офицера, сердито сказал:
— На учениях каждая минута может стать для корабля роковой. Бдительность — наше оружие. Что, разве я плохо объяснил? — В голосе командира прозвучала ирония; впечатление такое, что он хотел над Котаповым посмеяться. — Шутить с вахтой опасно, — добавил капитан второго ранга.
Котапов почувствовал себя так, словно ему отвесили пощечину.
— Товарищ командир, я ведь тоже в ответе за корабль... — начал он говорить, но, увидев, как хмуро Скляров сдвинул к переносью брови, умолк.
— Может быть, но я командир, а не вы, и будьте добры выполнять мои распоряжения быстро и точно. Ясно?
— Вас понял, — уныло отозвался Котапов.
Скляров был сердит, ему казалось, что Котапов еще мало чего сделал для корабля, чтобы вот так заявлять. Радиотехническая служба на «Бодром» была на хорошем счету, но его заслуги в этом не было: в передовые службу вывел предшественник Котапова капитан третьего ранга Родимцев, который уехал учиться в военно-морскую академию. До прихода на этот корабль Котапов плавал на сторожевом корабле. Взял его к себе Скляров по совету старпома Комарова — служил Котапов на одном с ним корабле.
Скляров прошелся вдоль ходового мостика. Ему стало как-то неловко, зря накричал на Котапова, и чтобы смягчить свой гнев, он подошел к нему и участливо спросил:
— Скажите, как чувствует себя жена? Она что, все еще в госпитале?
— Спасибо, она уже дома, месяц пробыла в госпитале и выписалась, — отозвался Котапов. Немного помолчав, он спросил: — Разрешите мне идти?
— Пожалуйста, — Скляров тронул его за плечо. — Я верю, что людям тяжело, верю, что и вам нелегко, хотя вы стараетесь это скрыть. Но море есть море — оно всегда держит нас в напряжении... А вам обязательно быть командиром корабля, я уверен, что со временем так оно и будет! — и громко засмеялся.
Котапов, однако, не растерялся, он улыбнулся, сказал:
— А вы фантазер, Павел Сергеевич. Извините, но это так...
Скляров, однако, не рассердился.
— Фантазия есть природная сила человека. Не мои это слова, а Достоевского. Вот оно что, Котапов. Ладно, идите...
Корабль рыскал на волнах, он то зарывался носом в воду, то прыгал вверх, и удерживать его на точном курсе было нелегко. Старпом, невеселый, с серым осунувшимся лицом, шагнул к командиру.
— Пойду к радиометристам, — сказал он, вопросительно взглянув на Склярова.
— Идите, поддержите Котапова. Кажется, в нем нервы напряжены до предела. А я погорячился. Вдруг показался мне нытиком.
— Нет, не нытик. Крепкий Котапов. Не зря ведь его наградили...
— Знаю, — прервал его Скляров. — Лет пять назад атаковал чужую субмарину.
— И замечу, не простую, — добавил Комаров. — Зубы у нее были атомные.
Скляров усмехнулся:
— И это знаю. Только награда не индульгенция на вечное отпущение грехов. Что, станете возражать?
— Я безмолвствую, когда говорят истину, — улыбнулся старпом.
Склярова одолевали тревожные мысли. А что, если лодки решили прорваться в другом месте? Продолжать поиск в этом районе или изменить курс?
