«Надо послать к нему мичмана», — решил Петр.
Он вошел в кубрик. Крылов спал. Он пошевелил его за плечо:
— Вставайте...
Крылов протер глаза, не понимая, чего от него хотят. Но когда Грачев сказал, что с берега не вернулся Гончар, схватил тельняшку и стал одеваться.
— Пулей туда лети, понял?
Петр вновь поднялся на верхнюю палубу. Луна выглянула из-за туч и серебристым светом облила причал, каменистый берег.
Звякнула дверь, и кто-то показался с горящей папиросой. Это Кесарев. Ему тоже, видно, не спалось.
— Я все о своих думаю, как они там?
— Приедут, ты уж крепись.
Он хорошо знал Наташу и поэтому был уверен, что она поймет свою ошибку и скоро вернется.
Кесарев сказал, что на днях видел Олю, ее сестру. Собирается ехать в отпуск. Так он сынку гостинец передал.
— А Наташе написал?
Кесарев загасил окурок.
— Зачем?
— Зря.
— Это почему же? — Кесарев уставился на Грачева.
— Любит она тебя, Сергей. Очень даже любит.
Кесарев ничего ему не ответил. Повернулся и зашагал в каюту.
Петр остался на палубе. Вскоре на причале появился Крылов.
— Гончара дома нет, — прерывисто дыша, доложил мичман. — Одна Надя.
— И что? — Петр почувствовал, как напряглись скулы.
— Она сказала, что на корабль Костя ушел. Было уже поздно. А где он, трудно сказать. — И Крылов развел руками.
Тяжелыми, неровными шагами Грачев ходил по мокрой палубе. Потом направился к каюте старпома. И вдруг... Что это? Кто-то бежал на корабль. Это был Скляров.
— Товарищ командир, за время моего дежурства... — начал было доклад Грачев, но тот, не выслушав его; приказал дать сигнал боевой тревоги.
— Срочный выход в море.
Грачев какую-то секунду растерянно держал руку у козырька фуражки. Скляров рассердился:
— Вы слышали? Боевая тревога!..
Прошли считанные минуты, и корабль ожил. Ожили боевые посты. Ожили ракетные установки. Радары чутко прощупывали небо.
Петр Грачев устало поднялся на мостик. Скляров разглядывал карту. Район, куда надлежало идти «Бодрому», отличался наличием большого количества подводных скал, мелких островов, и это, видимо, настораживало командира.
— Товарищ капитан второго ранга... — начал Грачев и запнулся.
— Слушаю, Петр Васильевич. Что, радиовахта открыта? Я знаю, у вас все хорошо! — Он выпрямился. — А вот я спать хочу. Да что вы такой растерянный?
— Товарищ командир, — вновь заговорил Грачев, — матрос Гончар не прибыл с берега...
— Что?! — воскликнул Скляров. Лицо его напряглось, нос заострился, а в глазах такая холодность, будто льдинки в них растаяли. В сердцах он бросил: — Ну и сюрприз! Спасибо, спасибо. — И сделал шаг к Грачеву: — Где матрос?
— Дома его нет...
Скляров вызвал на мостик старпома и приказал о ЧП доложить в штаб бригады.
— Скажите, что корабль выходит в море без одного матроса.
— Есть! — И Комаров нырнул вниз по трапу.
У Грачева заныло под ложечкой.
...Прозвучал сигнал: «По местам стоять, с якоря сниматься!»
Корабль все дальше уходил от причала.
13
Он вошел в каюту тихо, Грачев даже не слышал, как скрипнула дверь.
— Ну, здравствуй, Петр! — как-то торжественно сказал Савчук.
Грачев мигом вскочил с места, зачем-то схватил со стола фуражку. Лицо его расплылось в широкой и доброй улыбке.
— Вот так встреча! — воскликнул он и тут же засуетился, не зная, куда лучше посадить дорогого гостя, то ли к столу, ближе к себе, то ли в кресло, стоявшее в углу каюты. — Евгений Антонович, какими судьбами?
Савчук уселся, снял фуражку; в каюте сына своего боевого друга он чувствовал себя как дома.
— А ты, Петр, возмужал, — Евгений Антонович широкой мясистой ладонью провел по подбородку. — Зарос я, да! А что, если я у тебя побреюсь?
— Пожалуйста, у меня все под рукой...
Савчук брился и рассказывал Грачеву о том, что был у него дома в гостях, мать встретила его тепло; и картина ей понравилась и то, что ветеран приехал к ней в гости.
— Поседела твоя мать, Петр, а все думы у нее про тебя, — Савчук стал умываться. — Не радует ее то, что ты холостяк.
— Рано мне семьей обзаводиться, — сказал он с горькой усмешкой.
Однако Савчук возразил ему — моряку надо иметь семью, тогда и служить легче.
— Полюбил девушку — вот и женись, — Евгений Антонович не то сердито, не то с усмешкой скосил глаза. — Ты что думаешь, любовь можно планировать? Нет, брат, эта штука приходит к тебе без приглашения. Ты не затягивай...
— К осени женюсь, — улыбнулся Петр. — Это уж точно. Я вам, как отцу, открылся.
— Ира, да?
— Она... Вы же видели ее?
— Так, мельком, когда был у Серебрякова. — Он положил полотенце, взглянул на часы. — Извини, я пойду, в штабе меня ждет комбриг. Да, — спохватился Савчук, — кто такой Сергей Кесарев, мне его дали в помощники?
— Минер что надо...
— Ну, ну... — И Савчук толкнул дверь.
«Бодрый» резал кипящие пласты воды. Он то спускался в пучину так, что оголялись винты, то задирал нос кверху, и казалось, хотел встать на дыбы. Временами эта продольная килевая качка дополнялась бортовой, когда корабль бросало с борта на борт. Студеный ветер пронизывал до костей, и Савчук продрог. Стоявший рядом с ним Кесарев посоветовал ему спуститься в каюту, но Савчук возразил:
— Нет, я должен быть здесь. Мина новая, надо самому все проверить.
Корабль левым бортом черпнул воду, и брызги накрыли Кесарева. Тонкими змейками стекала с его капюшона вода.
— Ну и погодка! — воскликнул он. — Мне эта музыка по душе. А вам?
Савчук выпрямился. Его лицо было все в каплях воды, они падали с очков, бусинками повисали на бровях.
— Может, перекурим? — предложил он.
Они встали с подветренной стороны кормового мостика и закурили.
— А что у вас произошло? — прервал молчание Савчук.
