– Еще десять минут назад мне казалось, что вы осознали всю сложность и опасность ситуации. Эта выходка могла стоить вам жизни.
– Да? И почему же тогда вы не пристрелили его сразу? Это бы решило все наши проблемы.
– У него в машине сидели еще три человека.
– Тогда что же вы ко мне цепляетесь? У вас все равно не было выхода. Ну, кроме перестрелки. Это был мой знакомый.
– Этот ваш знакомый мне очень напомнил боевика.
– А я и не утверждал, что он член опекунского совета. Я в его личные дела не лезу. Между прочим, из нас двоих более информированным в этой области должны быть именно вы. Ву компране? В смысле, ферштейн?
Петров не оценил моих лингвистических познаний, отвернулся и некоторое время молча смотрел на дорогу. Если он снова считает, то на этот раз не меньше, чем до сотни,
– Что он вам дал? – наконец спросил Петров.
– Телефон, чтобы я мог ему позвонить через пару часов.
– Дайте, я его хоть осмотрю, на всякий случай, – предложил Петров.
– Только не поломайте.
Скату и Блоку разрешили прогулку. Это было странно, но укладывалось в общую схему. За пленными следили, но не беспокоили.
– Такое впечатление, что нас действительно рассматривают как гостей, – тихо сказал Блок, – мило беседуют, практически ни о чем не спрашивают. О вас они тоже знают многое?
– Все, обо мне они знают все, – ответил Скат, – и это очень странно.
– Вы полагаете, что вы для них менее заметная фигура, чем я? Или в вашей конторе дела с конспирацией обстоят лучшим образом?
– Ничего подобного. Все мы одним миром мазаны. Тем более, что меня они вели очень плотно уже достаточно давно.
– Вы хотите сказать, что это из-за вас нас взяли настолько легко? Вы знали, что за вами шли, и тем не менее спокойно потащили всех за собой? Это не профессионально и не очень порядочно по отношению к остальным, – Блок говорил не торопясь и не глядя на собеседника. И это не было попыткой уйти от прослушивания – оба знали, что как бы тихо они ни разговаривали и как бы уединенно ни выглядело место прогулки, каждое их слово будет зафиксировано. Американец просто констатировал происходящее. Если об этом заговорил русский, значит, он полагал, что ничего нового наблюдатели не узнают.
Скат выглядел совершенно безмятежным. Блока это немного беспокоило, но делать все равно было нечего.
– Я с вами совершенно согласен, мистер Блок. В обычной обстановке я бы сам действовал иначе. Мы бы играли с нашими хозяевами как взрослые, и в случае моего задержания со мной поступили бы так же, как и с сербской группой. Тем более, что остановить меня уже пытались.
Блок меланхолично созерцал окружающие лагерь горы.
– Как вы полагаете, Скат, долго продлится наш горный курортный отдых?
– У вас много дел?
– Мне не нравится, когда за меня решают, – не меняя ленивого выражения лица, сказал Блок, – я просто ненавижу, когда мной манипулируют. Мы с вами знакомы не так давно, и симпатизировать друг другу вроде бы не с чего. Но тем не менее, мы должны ощущать себя хотя бы союзниками.
– У нас с вами разные ощущения, Блок. И постарайтесь не расходовать на меня ваше обаяние. Сегодня днем вы нравитесь мне куда меньше, чем накануне.
Скат встал с камня, отряхнул брюки.
– Вы, Блок, обвиняли меня в непрофессионализме. Возможно, я и произвожу впечатление дилетанта, но не надо изображать из меня идиота. При нашей с вами профессии, да еще в достаточно зрелом возрасте, наивно рассуждать об ущемленном самолюбии и нежелании смириться с грязными методами работы спецслужб… И еще одно – для вас я должен бы оставаться Иваном Драгуновым, или, в крайнем случае, Барином. Похоже, что с вами зачем-то поделились информацией. Вы мне не скажете – зачем? Быть союзниками нам не светит. Теперь вы работаете, а я являюсь наблюдателем.
Скат развел руками.
– Такая странная жизнь. Прав был тот, кто вел со мной утреннюю беседу, – все меняется очень быстро. Настолько быстро, что мы даже не успеваем этого заметить.
Блок ничего не ответил. Он отвернулся от Ската и покачал головой. Из дома вышел Илья.
– Господа, не нужно так волноваться. Худой мир лучше доброй ссоры. Мне не хватает только, чтобы перессорились мои гости. Время обеда. Потом снова вернемся к деловым переговорам. У нас очень насыщенная программа. Если все пойдет нормально, никто не пострадает.
Трое незнакомых вынырнули из-за угла. Марат покосился на них и на всякий случай сунул руку под полу кожанки. После того, как позавчера пропали Жук и Толян, а вчера нашли Палтуса и Слона убитыми, все начали психовать. Пропал Зимний. Вначале все решили, что ему закрыли глаза, но под вечер он перезвонил и сказал, что с ним все в ажуре. «Может быть, и в ажуре, – подумал тогда Марат, – только Палтусу и Слону от этого не легче». Слишком много стало происходить разного. Если кто надумал воевать с Зимним, то это придурок или очень крутой. А таких Марат не мог себе представить.
