– Миша! – окликнул его Виктор Николаевич.
– Да?
– С вербовкой, пожалуй, не нужно. Просто поводите его. И ни во что не вмешивайтесь. Пусть все идет так, как должно идти.
Михаил кивнул и вышел из кабинета. Виктор Николаевич поднял телефонную трубку и набрал номер:
– Игорь, ты в курсе передвижений нашего подопечного? Отлично. О всех неожиданностях меня информируй, пожалуйста. И еще, за ним будут ходить мои люди – не столкнитесь. И, кстати, не они одни.
Темно-синий «фиат» притормозил на углу улицы, метрах в пятидесяти от кафе. В «фиате» сидели четыре человека: двое спереди и двое сзади. Один из тех, что сидел сзади, казалось, дремал, сдвинув шляпу на глаза. Второй внимательно огляделся по сторонам и вышел из машины. Прошел несколько шагов в сторону кафе, посмотрел вниз по улице. Затем кивнул тому, что сидел возле водителя. Тот обернулся к сидящему сзади, снял с него шляпу. Глаза сидящего сзади были залеплены пластырем, руки спереди связаны шнурком.
– Ты меня слышишь, Здравко? – спросил обернувшийся.
Здравко кивнул.
– Сейчас я тебя освобожу и ты пойдешь на все четыре стороны, как мы и обещали. Но чтобы к утру тебя в Сараево не было. Увидим – умрешь.
Со Здравко сорвали пластырь, разрезали шнур. Тот, что осматривал улицу, вернулся и помог Здравко вылезти из машины, подтолкнул в спину: «Пошел!»
Мотор взревел, и «фиат» скрылся за поворотом. Освобожденный потер затекшие руки, одернул ярко- желтую куртку и неуверенно пошел в кафе. За столиками сидело человека три, они не заметили, как подошел новый посетитель, оглянулись только тогда, когда услышали характерный звук выстрела мощной винтовки. Парень в желтой куртке стремительно взмахнул руками и упал на мостовую лицом вниз. На помощь ему никто не бросился – снайпер мог подстрелить и других, к этому уже привыкли. Однако на этот раз снайпер повел себя странно – еще одна пуля ударила в спину лежащему, разрывая ткань куртки. Третья пуля выбила искру из камня, четвертая попала в голову.
Стоявший на перекрестке французский бронетранспортер отреагировал быстро. Вначале его стрелок, прицелившись, всадил разрывную пулю калибром 12,7 в окно на восьмом этаже, откуда стрелял снайпер. Дом был нежилой и поэтому антиснайперская команда не была связана в выборе средств. Двадцатимиллиметровая автоматическая пушка с бронетранспортера несколькими очередями обработала соседние окна. С десяток снарядов прошили комнату, из которой стрелял снайпер.
Стрелок заметил движение в другом оконном проеме и выстрелил туда из винтовки «макмиллан». Всякое движение в доме прекратилось.
Старший антиснайперской команды сделал заметку в журнале.
Из домов на улицу высыпали зеваки, однако быстро разошлись. Убит снайпером – этим в Сараево поразить трудно. Минут через тридцать подъехала «скорая помощь» и тело увезли. Хозяин кафе вышел на улицу с ведерком песка и аккуратно присыпал лужу крови, чтобы никто не испачкался.
Стрелок из бронетранспортера постучал костяшками пальцев по каске старшего: «Думаешь, попали?»
– Сходи посмотри, – ответил старший.
– Я думаю – попали, – сам себе ответил стрелок удовлетворенно и был прав. В двухстах метрах от них, на восьмом этаже дома лежал снайпер. Первая же пуля разнесла ему грудь, осколки снарядов и бетона рвали уже мертвое тело. Помощник снайпера был еще жив, когда в проеме двери появился силуэт. Помощник попытался позвать, он не заметил автомат. Вошедший и приставил автомат к груди, поэтому выстрел получился негромкий, снаружи его не услышали.
3 марта 1995 года в 15-10 по местному времени в Сараево снайпером был убит человек, описание которого сходно с внешностью связного Доктора. Пуля попала в голову, поэтому точная идентификация возможна только после получения отпечатков пальцев. Местные источники сообщают, что при убитом не было обнаружено ни денег, ни документов, позволяющих установить его личность.
Предлагаю провести тщательный осмотр тела и вещей убитого в городском морге, одновременно получить отпечатки пальцев. Произвести осмотр места расположения снайперов.
О результатах немедленно доложить. О предполагаемой гибели Доктора сообщить Скату.
Все складывалось относительно благополучно. Мы расстались на вокзале с попутчиками, встретились с Парамоновым и поселились в «Кузьминках». Все под общим лозунгом: «Бегом-бегом!». На ходу я успевал только рассматривать газеты на лотках и время от времени переругивался с Носалевичем. Все газеты вышли с фотографиями Листьева. Траурные рамки, некрологи. Поддавшись настроению, я высматривал вокруг признаки общенародного горя, но, как ни странно, их не находил.
Люди как люди, у всех свои проблемы, все куда-то, как обычно, торопятся. И плакаты через улицу – с пожеланиями счастливой масленицы. Мы вынырнули из метро, и на троллейбусной остановке я заметил первые признаки траура. Некоторые из старающихся влезть в троллейбус были с цветами. И у всех в букетах было четное количество цветков. Траур.
И серое мрачное небо. Носалевич расчехлил камеру в троллейбусе и, оказалось, был совершенно прав. Четыре остановки перед Останкино мы проехали не останавливаясь. От Останкино, вдоль пруда, на протяжении всех четырех остановок тянулась очередь. Я не особенно силен в подсчете голов, но несколько тысяч там было наверняка. Люди стояли в несколько рядов. Вся очередь была заботливо огорожена металлическими ограждениями, стояли милиционеры. Было похоже, что сюда пригнали всю милицию Москвы. Они стояли вдоль ограждения, редкой цепочкой разместились на противоположной стороне улицы и группами перекрывали оставленные в ограждении проходы.
