прощупать район вокруг Клиники.
– Далась вам Клиника! Что в ней такого…
– А вот это вы ответьте, любезный. Что такого в Клинике, что священное дело борьбы за освобождение планеты решено начать отсюда?
– Не знаю.
– Думайте, капитан.
– Железнодорожная ветка.
– Отлично, – подбодрил Гриф. – Еще?
– Леса, в которых можно накопить все что угодно…
– Правильно. Еще?
– Да не знаю я! Начальник гарнизона продался, войска готовы взбунтоваться. Мало ли еще что…
– Мало. Есть что-то еще. Что-то еще… Почему именно Клиника? Знаешь, – очень естественно и искренне улыбнулся Гриф, – вот что-то я перемудрил… Что-то тут не так, а я не пойму что. Просто удар по Территории… Пусть по четырем российским и даже по Крымской. Что это дает, кроме символа великого порыва человечества к свободе? Что это дает? Не знаю. Кто у вас, кстати, старший в Клинике, в отсутствие главврача? Кто заместитель?
– Артур Флейшман. Но… он просто числится. Реально…
– Реально – вы?
– Реально – я.
– Покажите мне Клинику, – попросил Гриф.
– Сейчас?
– Именно сейчас. Ближе к полудню, боюсь, ее будет гораздо сложнее посмотреть.
Капитан взял со стола свою коробочку, спрятал ее в карман куртки.
На мониторе наблюдения исчезла надпись, появилась картинка. Наблюдатель сделал пометку в журнале регистрации. Поболтали до трех часов ночи, потом отправились погулять. Имеют право воплощать свою шизофрению в жизнь.
Наблюдатель зевнул, открыл свой термос и налил себе в чашку кофе. Спать очень хочется.
– А вам не хочется спать? – спросил тот, кого Ильин называл Младшим, у Старшего. – Завтра будет очень насыщенный день…
– Не хочется, – ответил Старший. – Сколько раз уже это видел, а все не могу свыкнуться.
Старший указал пальцем – за окном вращался земной шар.
– Понимаю, что это станция перемещается над шариком, а кажется, что это Земля послушно подставляет свой бок для осмотра.
– Или для укола, – сказал Младший.
– Или для хорошего пинка, – сказал Старший.
Иногда ему казалось, что оба они – сумасшедшие. Что десять с половиной лет назад они оба так и не пришли в себя. Что тем зимним вечером они… Неприятные мысли. Очень неприятные.
Лучше об этом не думать. Лучше делать то, что они считают правильным. Что на самом деле является правильным.
Он даже никогда и представить себе не мог, что способен на такое. Убей одного – и тебя объявят убийцей, станут искать причину. Убей десяток – и прослывешь маньяком, и многие люди будут пытаться понять, что двигало тобой, ведь не просто так ты это сделал. А убей миллион – и все задумаются над твоими идеями. Ведь нельзя убить столько людей просто так, походя.
– Мы будем над точкой к шести утра, – сказал Младший.
– Знаю, – кивнул Старший.
– Будут сильные тени, – напомнил Младший.
– Это поначалу. Потом солнышко поднимется в зенит, освещение будет такое, что просто залюбуешься. Ну, а кроме этого, основные события будут происходить в помещениях. Кстати, что там майор?
– Спит и шепчет во сне, что должен, просто обязан выполнить свой долг.
– Вот в нем я ни на секунду не сомневаюсь, – серьезно ответил Старший. – Я думаю о другом… О том, не слишком ли сложная партия задумана нами. Можно было бы все сделать проще. Гораздо проще.
– Зачем? – удивился Младший. – Ведь красиво! Как костяшки домино, которые долго расставляли, затаив дыхание в сладостном предвкушении, в ожидании того мгновения, когда можно будет чуть-чуть пошевелить пальцем и… Все будет рушиться, рушиться, рушиться… Пока не ляжет в картинку, которую мы заранее придумали. И все восхищенно будут хлопать в ладоши!
Старший не ответил. Старшего не интересовала внешняя сторона дела. Он полагал, что только цель может все оправдать. Он не был оригинален в этом, но и неправ он тоже не был.
– Пожалуй, я пойду посплю, – сказал Старший, вставая с кресла. – А ты…
– Я тоже, – засмеялся Младший. – Не хочу зевать, когда начнут опрокидываться доминошки!
Пока он укладывался спать, станция прошла над Черным морем и двинулась дальше, на северо-
