положил в сундучок, закрыл на ключ и поставил на полку. Прикрыл за собой дверь чулана.
Сапог рассматривал поверхность вина – ровно, гладко, будто и не капали туда ничего. И никто не замечает, когда пьет. Они и в воду подливали, и в похлебку, и в вино тонкое с Юга – никто не унюхал. Одно слово – волшебная водичка.
– А ну-ка, – Молчун постучал пальцем по кувшину. – Понюхай, как оно?..
Сапог наклонился, принюхался.
– Как? – спросил Молчун.
– Никак… Вино и вино, сам же знаешь…
– Знаю. А если водичка того? Испортилась. Она у меня уже почти год, а купец сказал, что год с небольшим отрава действует. Потом, особенно на свету, может и того…
– Может, еще попробовать? – осведомился Сапог.
– Ладно, и так сойдет, – махнул рукой Молчун. – Значит, как снова пить попросят, так этот кувшин им и отнесешь.
– Скоро позовут, – усмехнулся Сапог. – Щенок опять «Околицу» тянет, как закончит, бык прослезится и захочет печаль запить.
– Вот и запьет… – задумчиво произнес Молчун.
Что-то он был не в духе… И сам не смог бы сказать, отчего. Тяжесть была во всем теле – усталость, что ли?
Может, бросить все и уехать к теплому, ласковому, как в детстве, морю? Молчун был родом не из этих мест; сам бы он сюда и не поехал, но вначале война, потом голод, потом мор, как полагается, а потом и Серый всадник, который его спас, но потребовал…
И ведь не отпустит. Не разрешит уехать – лучше даже и не спрашивать.
Стукнула задняя дверь, было слышно, как топает ногами Битый, сбивая с сапог снег.
– Снова сыплет, – сообщил Битый, входя на кухню. – Совсем конец света – мороз и снегопад. Хорошо, что хоть ветра нет.
Он посмотрел на кувшин, перевел взгляд на Молчуна:
– Водичку?
Молчун кивнул.
Мальчишка в обеденной перестал петь.
– Сейчас, – прошептал Сапог.
– Выпивку благородным воинам, – шепотом же передразнил Битый.
Но вместо крика на пороге кухни возник тот самый бык, любитель «Околицы».
– А где это вы все? – поинтересовался он с пьяной улыбкой на лице. – Благородные воины умирают от жад… от жажды, а челядь не шевелится? Хозяин! Хозяин!! – надсаживаясь, заорал бугай в самое лицо Молчуну. – Твои слуги не умеют прислуживать благородным воинам… У господ витязей сохнут глотки, а они… Ты их уволь, хозяин! Выгони прямо сейчас на мороз, пусть знают, что…
Бугай задумчиво посмотрел на свою ладонь. Его лицо вдруг стало печальным.
– Вот этой рукой… – проговорил бугай. – Вот этой самой рукой… Хочешь, я вот этой самой рукой их уволю. Ты мне нравишься, хозяин… А они – нет.
– Где ты там? – на кухню ввалился одноглазый урод со шрамом через все лицо. – Ты куда сбежал?
Он шагнул вперед, но ноги держали не слишком уверенно – урод покачнулся и повис на плечах у Битого.
Тот поддержал уважаемого гостя, улыбнулся с ласковым участием.
– Ты же проспорил! – заявил одноглазый. – Ты сказал, что я не смогу одним глотком…
Одноглазый притянул к себе Битого за шею и громко прошептал ему на ухо:
– Я выпил, а он сбежал… Ты только подумай? Давши слово – терпи, а не давши… Жулик он, вот кто!
– Я жулик? – обиделся бугай. – Это я жулик?
Он протянул руку, схватил одноглазого за грудки и потянул к себе.
– Да я тебе за такие слова, знаешь что?
– Ну что? – спросил одноглазый, шею Битого, однако, не отпуская.
– Я тебе горло перекушу! – заорал бугай. – Одним укусом…
Он шагнул вперед, оскалившись, одноглазый закричал, что таких витязей он похоронил без числа, махнул правой рукой, снеся с печи глиняный горшок, который разлетелся вдребезги с оглушительным грохотом.
– Горло! – еще громче взревел бугай.
– Убью! – кричал одноглазый.
На кухню влетел Десятник, оттолкнув одной рукой одноглазого, не замахиваясь, врезал правой бугаю, как раз под вздох.
Бугай замолчал и полетел навзничь. Если б не Молчун, точно лететь бы здоровяку до самых задних дверей, а так он только обхватил хозяина постоялого двора за плечи.
– Нажрались! – процедил Молчун.
Он еще хотел сказать, чтобы помирились господа витязи, выпили мировую и помирились.
Хотел сказать, но не успел. Перед глазами что-то полыхнуло, а потом погасло.
Все.
– Ты его не убил? – спросил Рык Дылду.
– А чего ему станется? Вон, уже глаза открывает.
Хозяин постоялого двора действительно открыл глаза. Зрачки все еще плавали, не в силах остановиться. Хозяин захрипел, Дылда похлопал его по плечу и отошел.
От легкого хлопка Молчуна почему-то качнуло, он застонал. А придя в себя, почувствовал боль в суставах и запястьях. Его подвесили к потолку, подцепив связанные руки за крюк – раньше здесь висело тележное колесо, на котором иногда зажигались плошки. До пола Молчун не доставал совсем малость, может, ладонь или чуть поболе.
– Вы что, господа витязи? Или обидели мы вас чем? – спросил Молчун.
Десятник подвинул к нему лавку и сел.
– Но мы ничего, добрые люди… – простонал Сапог.
Молчун оглянулся на голос – Сапог, связанный, лежал в углу. Лицо было окровавлено, но то была только кровь из сломанного носа и разбитой губы.
Из кухонных дверей торчали ноги Битого.
– Значит, так, – сказал Десятник. – Тебя кличут Молчуном. Верно?
– Так.
– А меня – Рыком. Может, слышал?
Молчун вздрогнул, оглянулся, выискивая взглядом одноглазого.
– Меня ищешь? – Кривой вышел из-за спины Молчуна, поигрывая своим громадным кинжалом. – Теперь узнал?
Молчун кивнул, он слышал о Кривом, о том, как тот в одиночку отбился от десятка наемных, пятерых уложив насмерть, а двоих оставив калеками. И о том, как Кривой сделал их калеками, Молчун тоже слышал.
– Ты Кривой, – сказал Молчун. – А этот, бык, получается, что Дылда.
– Знает, – обрадовался Дылда. – А вот это у нас – з-з-з…
– З-заика, – представился Заика, зло глянув на Дылду.
– О Хорьке ты еще не слышал.
Молчун покачал головой, глянув на мальчишку, сидевшего на лавке у дальней стены.
– Вас было трое, – Рык говорил спокойно и вроде даже сам с собой. – Осталось двое.
Молчун снова оглянулся на кухонную дверь – ноги Битого не шевелились.
– Очень жаль, – сказал Рык.
– А не вышло у меня по-другому, – развел руками Кривой. – Кто ж знал, что он даже в доме с ножом за голенищем ходит? Я его честно прижал, а он, сука, наклонился – да за нож. И как я только заметил?
– Ну, заметил, – засмеялся Дылда. – Ну, руку бы ему сломал. Или порезал. Так нет – ты ему и горло