Жеребец взглянул на город. Вверх-вниз. Люди, дома, стены. Рабочие, возводящие склады и восстанавливающие порт. Вверх-вниз.
Рот наполнился вязкой слюной.
Корабль Жеребца отвалил первым. За ним – корыта Заскочья, выкрашенные в ярко-зеленый цвет.
Правду говорят: в Заскочье все с заскоками. Это ж нужно было так корабли изуродовать. В зеленый! Нашли лужайку. Понятно самому тупому грузчику – корабли должны быть красными до половины, а дальше, под воду, черными. Их так и называют – чернобокими.
Крюк выждал, пока все корабли отчалят. Не хватало еще путаться веслами у выхода из гавани. Никуда они не денутся.
Гребцы ждали на веслах. Пятеро сидели на рее, готовясь распустить парус.
– Якорь! – скомандовал Крюк.
Братья выдернули якорь из воды и положили на палубу. Перешли на нос и вытащили второй якорь. И даже не запыхались.
– По-шел! – выкрикнул Крюк. Барабанщик ударил палкой по натянутой коже. Бум. Бум. Бум.
Не слишком часто. Торопиться, пока гребцы не приноровились друг к другу, не стоит. Вон два весла сцепились по правому борту.
– Жрать не дам! – крикнул Крюк.
Кормчий только держался рукой за кормовое весло. Только придавал ему направление. Двигали его и удерживали корабль на курсе двое помощников.
– Парус, – крикнул Крюк. – Осторожно там! Хлопнул парус.
Бум. Бум. Бум.
Крюк развязал мешок, лежавший возле борта. Достал белого петуха. Вообще-то нужно было рассекать жертвенное животное ножом, но кормчий справился своим отточенным крюком.
Кровь брызнула на палубу, окропила двух сидящих возле кормы гребцов. Но те с ритма не сбились.
Бум. Бум. Бум.
– Нарекаю корабль… «Голубем», – провозгласил Крюк. – И прошу у богов защиты.
Кормчий окропил рулевое весло, прошел между гребцами к мачте и полил кровью ее основание.
Команда молчала. Только кормчий в море может разговаривать с богами. Он первый в море после богов. И только он может нарекать корабль. И имя, выбранное им…
«Голубь». Ничего так имя. Голубь всегда возвращается домой. Правильно, им как раз нужно вернуться.
Братья стояли на носу корабля.
– Давно не плавал на корабле, – сказал Бродяга.
– Две тысячи лет, – сказал Бес.
– Больше. – Бродяга раскинул руки, ловя ветер, как крыльями. – Похоже на полет.
Бес посмотрел на чаек, висящих над кораблем.
– Отчего люди не летают? – сказал Бес.
– Что?
– Я говорю, отчего люди не летают, как птицы? Мне иногда кажется, что вот так взмахну руками…
– Ты для этого хочешь стать богом? – спросил Бродяга. – Чтобы научиться летать?
– А боги умеют летать? – спросил удивленно Бес.
Ветер пригнал корабли к бухте первой стоянки быстро. Кормчие, собравшись на корабле Жеребца, даже прикидывали, а не пойти ли дальше, к следующей стоянке. В принципе, получалось, что при таком ветре они могут поспеть до захода солнца.
– Вы куда-то торопитесь? – спросили кормчие из Заскочья. И все как-то разом поняли, что, действительно, торопиться некуда. А там еще по дороге камешки неприятные. А если вдруг туман?
Ночевать решили на якоре. На корме и на носу каждого из двадцати кораблей зажгли факелы, приставив к ним дежурных.
«Голубь» как последний в колонне оказался у самого выхода из бухты.
– Могли бы и на берег выпустить, – сказал парень, прозванный Щенком за глупость и молодость. – Ноги размять…
– Что ты там не видел? – осведомился Горластый. – Камни, сосны, можжевельник. Даже воды пресной нет.
Горластый расположился между лавками на овчине и отдыхал впрок. Сегодня веслом особо не махали, но вот завтра ветер может стихнуть. Те, кто не первый год в море, это понимают отлично. Вон Щука все полирует свое весло.
– А кто-то сейчас твою бабу трет, – сказал голос из полумрака.
Огни факелов бились на ветру, но палубу толком не освещали. Шарканье акульей кожи по дереву прекратилось. Все замерли, ожидая начала свары.
