– Медаль? – спросил Гринчук.
– Уважают вас, Юрий Иванович.
– Те, кто плохо знают… Вот ты, Ваня, меня считаешь, и, между прочим, правильно считаешь, человеком злым и заподлистым.
– Это…
– Ты не стесняйся, Браток, есть у нас еще минут пять на откровенность.
– Я и не стесняюсь. Честно. Вы… только не сердитесь… вы как собака. Пес сторожевой. И спать не дает, и лает не по делу, и… Ну, сами понимаете…
– Понимаю.
– Волки боятся, мелкая всякая собачья сволочь норовит спрятаться за спину, а те, что за волками крохи поднимают, завидуют и облаивают. Всем мешает. Постареет – или выгонят или усыпят.
– Спасибо, Браток, утешил.
– А когда уйдет этот пес, все поймут, что без него трудно. Должен же кто-то породу сохранять. Я честно скажу…
– Как на суде? – хмыкнул Гринчук.
– Не перебивайте, Юрий Иванович. Не нужно. Почему таких как вы не любят? И почему уважают? Даже самой последней сволочи хочется, чтобы не все были ублюдками. Понимаете? Чтобы хоть кто-то… – Браток замялся, подбирая слова, – чтобы осталась как бы точка… граница. Чтобы было понятно – вот до сих пор – дерьмо, а вот здесь…
– Золото, – подсказал Гринчук.
– А вот здесь – человек. И не нужно прикалываться. Я, честно, после армии хотел в менты двинуться. Потом вовремя остановился. Уродом быть неохота, а человеком остаться – слишком там соблазнов много. Не всякому по силам…
Браток притормозил возле клуба. Капитан сидел неподвижно.
– Тут стоять запрещено, – напомнил Браток.
– Знаю, – почему-то чуть хриплым голосом ответил Гринчук, – я отмажу, а вот нашим попутчикам придется ехать дальше.
«Форд», не торопясь, проехал мимо их машины, свернул за угол.
– Вот смотри, – капитан ткнул пальцем в сторону «форда», – вот так дураки поступают. Он свернул направо, а там одностороннее движение. И стоять тоже нельзя. Им придется выворачивать вокруг трех кварталов до площади, а потом возвращаться. А мне пора.
Гринчук открыл дверцу машины, поставил ногу на тротуар. Замешкался на секунду и обернулся к Братку:
– А знаешь, отчего собаки сторожевые воют?
– От страха?
– Дурак. Собаки сторожевые видят призраков и приведения. И воют от бессилия. Хотят защитить живых, а не могут. Вот такие дела…
– И все? – вдогонку спросил Браток, – и ничего эти собаки сделать не могут?
– Могут. Если сами станут приведениями. Только назад уже дороги не будет. И святой водой в первую очередь их польют. Как вестников беды. Ладно, через час – возле Карла Маркса.
Глава 14.
В приемную перед своим кабинетом, Гиря ввалился снова в дымину пьяным и совершенно веселым. Дружески потрепав по загривку Коляна, неодобрительно рассматривавшего гостей, Гиря громогласно приветствовал посланцев Андрея Петровича.
– Ну что, по стопарику с дороги? – предложил он после рукопожатий.
– Не нужно, – ответил один из прибывших, единственный из четверки назвавший свое имя – Сергей.
– Ты, что ль, старшим будешь? – спросил Гиря, открывая дверь в кабинет.
– Я.
– Заходите, гостями будете! – широким и излишне резким жестом пригласил Гиря.
– Если вы не возражаете, – спокойно сказал Сергей, глядя куда-то в переносицу Гире, – я пока расставлю своих людей. Не возражаете?
– Хоть целую ди… дивизию. И заходи. А я тут пока немного хлебну…
– Не стоит, – сказал Сергей.
– Что?
– Не стоит, нам нужно серьезно поговорить.
– Запомни, – Гиря шагнул к Сергею, пьяно взмахнув рукой, – запомни, только я сам могу решать…
Лицо Сергея осталось неподвижным, только чуть сузились зрачки.
Колян напрягся и сунул руку под куртку.
