Вита – весьма симпатична. И, как это, сексуальна. И ее никто не похищал.
– Не похищал…
– Да, не похищал. После вашего ухода ко мне поступили сведения о возможных осложнениях. Беспокоить вас я не стал, чтобы не сбивать со следа. Я просто заехал туда и попросил… э-э… Виту переехать на время в более безопасное место.
– Куда?
– Да какая вам разница? Вы сможете увидеть ее уже сегодня утром. Успокойтесь, я не прячу вашу самку от вас, я укрыл ее от опасности. И мог бы рассчитывать на толику вашей благодарности. Но, увы, вы тварь неблагодарная…
– Я… Я благодарен вам, – выдавил Шатов, – если то, что вы сказали, правда…
– Правда. Это – чистая правда, – Арсений Ильич чопорно кивнул, – мне незачем врать по этому поводу. И вы, кстати, можете утром спокойно возвращаться к нормальной жизни.
Шатов тряхнул головой. Он ослышался. Этого не может быть. Что сказал этот…
– Что вы сказали?
– Все, вы свободны. Но только от преследования Васильева. Сразу после нашего с вами телефонного разговора, того, в ходе которого вы очень темпераментно кричали что-то о смертях, я перезвонил к… ну, можем считать, что к Васильеву, и попросил, чтобы заказ был снят, взяв на себя обязательства отговорить вас от публикации чего-либо по поводу дрожжевого завода, – лицо Арсения Ильича стало очень серьезным, – а я свои обязательства выполняю очень жестко. Вы меня поняли?
Понял ли он? Естественно, понял. Конечно. Всенепременно. Шатов засмеялся. Все. Все закончилось.
Шатов закрыл лицо руками и всхлипнул. Все. Все! Слышите – все! Он свободен. Он может больше не оглядываться на улицах. Он может больше не прикидывать, опасен этот разговор или этот визит.
Закружилась голова. Он не умрет. Он не умрет. Он никогда не умрет. Он будет жить вечно! Вечно!
– Сердечных капель не нужно? – осведомился Арсений Ильич.
– Нет. Извините. Спасибо, – Шатов вытер слезы, – как мальчишка.
– Ничего, бывает. Я вас понимаю. Это трудно контролировать. Животным трудно контролировать свои инстинкты.
Шатов вздрогнул. Сволочь. Он снова подстерег его. Снова ударил в самый неожиданный момент. Ему просто доставляет удовольствие вот так внезапно щелкнуть Шатова по носу.
– Помогите мне вынести трупы, – тоном, не терпящим возражения, приказал Арсений Ильич.
– Трупы?
– Да, один в кабинете, второй – в спальне, – Арсений Ильич поднялся по ступеням, не дожидаясь Шатова.
В кабинете и в спальне. В спальне и в кабинете. Тот, что в кабинете – со стрелой в горле. Другой… Шатов медленно поднимался по ступеням, пытаясь понять, что с ним происходит. Он не мог знать этого. Не мог, и все-таки знал. Арсений Ильич подтвердил это только что. Игра воспаленного воображения?
– Берите за ноги, – приказал Арсений Ильич.
Он взял покрывало с кровати и обмотал верхнюю половину тела. Крови на полу было немного.
– Раны от стрел, тем более слепые, не очень кровавы, – сказал Арсений Ильич.
– Вы обстановку сберегали? – спросил Шатов, – Боялись залить все кровью?
– Здесь еще жить.
– А второго вы убили в горло… – сказал Шатов, наклоняясь к трупу.
– Да, – Арсений Ильич поднял труп за плечи, – только как вы догадались?
Как он догадался? Хотел бы Шатов и сам это знать. Как? Тело все время выскальзывало из рук, которые еще не совсем уверенно двигались. И, пока они вытащили тело во двор, перед глазами начали порхать белые мухи.
Шатов остановился, чтобы отдышаться.
– Нам некогда, давайте быстрее, – бросил Арсений Ильич, возвращаясь в дом.
– Я сейчас, сейчас…
Дождь уже закончился, и ветер тоже стих. Лес стоял неподвижно и почти бесшумно. Только легкий стук капель. Будет туман, решил Шатов и глубоко вздохнул, не обращая внимания на боль.
– Где вы там? – позвал из дома Арсений Ильич.
– Иду, – ответил Шатов.
Все было хорошо. Все было невероятно хорошо. Почти нереально. Он выжил. Дождь кончился. С Витой тоже все нормально. Игра его воспаленного воображения? В такой ситуации могло примерещиться все, что угодно. И могло прийти в голову все, что угодно.
И что-то же пришло… Что-то еще, очень важное. Очень, очень важное.
Повеяло холодом. Как в бреду. Как в бреду…
Шатов оглянулся на лес. Между стволами что-то белеет… Туман… Туман.
