– Вам плохо?
– Я просто долго не спал, – облизал губы Шатов. – Очень долго, извините. И еще нервы.
– Я понимаю, – сказал тот, который представился Александром.
– Понимаете? – Шатов обернулся к нему. – Что вы можете понимать? Чистенький, ухоженный… И все становятся перед вами по стойке смирно. Да? За какие заслуги? По праву рождения? Или вам удалось замочить кого-то и занять его место?
Александр потер переносицу:
– Я думаю, что нам стоит поговорить о деле. О деле, а не выплескивать друг на друга накопившиеся эмоции.
– О каком деле? У нас с вами что, есть общее дело? – Шатов сорвался бы на крик, если бы у него на это остались силы.
– Представьте себе, да. Есть. Или может быть. И не нужно себя накручивать. Мы с вами знакомы всего с полчаса, и нам нет необходимости становиться врагами.
– А зачем нам становиться друзьями? – спросил Шатов.
– Я вам не предлагаю и дружбы. Я прошу вас помочь нам, в обмен на информацию.
– На какую информацию?
– Вы все равно копаетесь в этом, Евгений. И не исключено, что вам удастся что-нибудь накопать…
– И вы хотите, чтобы я порылся в этом дерьме еще и для вас?
– Похоже, что так.
У его лица черты необыкновенно резки, подумал вдруг Шатов. Словно лицо напряжено. Словно он из последних сил сдерживается, чтобы не закричать. Этот Александр. Он не похож на сытого и довольного. Он похож на человека, пережившего собственную смерть, внезапно пришла в голову мысль. Он умер и продолжает жить. И он разговаривает сейчас с Шатовым вовсе не потому, что хочет этого. Он вынужден разговаривать с ним.
Что-то заставило его разговаривать с Шатовым.
– Расскажите, а я потом решу, сотрудничать с вами или нет, – предложил Шатов.
– Хорошо, – губы Александра чуть раздвинулись в легкой улыбке. В легкой болезненной улыбке. – Я на другое и не рассчитывал. Вначале информация, потом – ваше согласие…
– Или… – начал Шатов, но его быстро перебил Александр.
– Или несогласие.
– Мы погуляем, – предложил Хорунжий с переднего сидения.
– Пройдитесь, – кивнул Александр и помолчал, ожидая, пока Хорунжий и водитель не выйдут из машины.
Шатов сглотнул, борясь с подступающей тошнотой. Кашлянул и схватился за грудь.
– Досталось в подвале? – спросил Александр.
– Если бы только в нем.
Хорунжий и водитель остановились метрах в трех от машины, закурили.
– Рассказывайте, – сказал Шатов, – свидетели уже ушли.
– Они и так все это знают. Они ушли, чтобы не ставить вас в неловкое положение. Чтобы не давить на вас.
– Скажите пожалуйста, какая вежливость, – горло совсем пересохло, и слова получались хриплые, шершавые, словно дикие камни.
– Можете рассматривать это и так, – снова улыбнулся Александр, – но я не об этом. Я – совсем о другом. Помните, как проклинали друг друга древние китайцы?
– Чтобы ты жил в эпоху перемен, – сцепив руки, ответил Шатов.
– Или, в другом переводе, чтоб ты жил в интересное время. Китайцы считали, что чем скучнее жизнь, тем больше есть оснований отнести ее к временам счастливым. К сожалению, мы сейчас живем именно в интересное время. Вы как журналист сами знаете.
– Вы об экономических реформах?
– Нет, я о людях. После каждой революции, в ее ходе, появляются люди, которые пытаются оставить свой след в истории, в памяти человечества. Любым путем. Как угодно. Необычайное количество гениев и подонков поднимается на поверхность в период революций и войн. И еще преступников. Или безумцев.
– А можно без лекций?
– Можно. Вы обратили внимание, что наш с вами город живет очень интересной жизнью, даже на фоне интересной жизни всей страны. Вспомните конец прошлого года…
– Меня в последнее время постоянно просят вспомнить о конце прошлого года. И, как правило, именно в машинах.
– Вы о Солдате? – голос прозвучал особенно безжизненно и отстраненно.
– О нем, – Шатов обернулся к собеседнику. – Один водитель такси сказал, что очень жалеет о том времени. Все шалавы и прочая другая шушера ужасно боялись скорой и жестокой расправы. Он вообще
