За лагерем, пройдя за линию дозоров еще шагов сто, Ловчий бросил наемника на землю.
– Черный крест, говоришь? Наемник всхлипнул.
Ловчий сел на камень рядом, предусмотрительно наступив ногой на край одежды лежащего. Лагеря не было видно за скалой, месяц освещал камни и пропасть в двух шагах слева.
– Лежать, – приказал Ловчий, увидев, что наемник пытается ползти.
– Хорошо, – сказал наемник, косясь на пропасть. – Я лежу. Только тут мокро... И камень вот, под спину...
– Говоришь, гнездо выжгли? Когда?
Наемник тяжело вздохнул. Молчать нельзя, это понятно. А вот что говорить?
– Ты правду лучше говори, – посоветовал Охотник. – Тебя как прозвали дружки?
– Дрозд... Дроздом, а при крещении...
– Ну вот что, Дрозд. Если ты хочешь эту ночь пережить, рассказывай давай, что, где и когда. Ты ж сам дружкам сказал – захочу меч испытать, зарублю на фиг. Или ты у меня сейчас побежишь случайно в пропасть.
Дрозд икнул.
– Ладно, не можешь все сразу, давай по кусочкам. В смысле – рассказывай. Когда?
И ведь никто даже не хватится, тоскливо подумал Дрозд. Шмотки поделят. Если уже не начали. Хотя, нет, закон у наемников такой, что сутки нужно пропавшего ждать. А сутки эти еще прожить надо.
– Ну... Месяц назад, что ли... Я тогда у Красного был. Он и нанялся... Вроде кто-то от епископа нам платил. Чтобы мы занялись этим самым Черным крестом. Монастырь не монастырь... Частокол, дома и крест такой здоровенный, черный. Это ж Красный нам все это сказал, о Черном кресте. Я ж...
...Наемники подошли под утро. Трое двинулись к воротам, а остальные четыре десятка ждали на дороге, за деревьями. Можно было, конечно, стать и ближе – дождь лил как из ведра. За ним и в двух шагах ничего нельзя было рассмотреть. Под ногами чавкала вязкая каша из грязи и снега, кони оскальзывались, и Красный приказал всем спешиться.
Дрозд, пока мог, следил за тремя наемниками, отправившимися к воротам. Потом стал прислушиваться. Договорились, что, если все будет нормально, они свистнут. Три раза.
Те кто был за воротами, открыли сразу. Им сказали, что привезли письмо от епископа и подтвердили тайным словом. Ворота и распахнулись.
Их там за воротами всего двое и было. Монахи, что ли... Когда Дрозд с остальными входил во двор, эти двое лежали в сторонке аккуратно. Ну а когда в дом ворвались, тут уж тихо не получилось. Всего десятка полтора монахов было. Но, знаешь, монахи еще те оказались. Без доспехов, а то и в исподнем, кто с кинжалом, кто с топором, а кто с дубиной... Наемники потеряли убитыми и ранеными восемь человек. Поначалу. А потом думали, что уж совсем смерть пришла.
Тот старик, видно, старшим был. Он, похоже, не спал и встретил наемников в дверях. Широкие такие двери, двое пройти могут. Вот двое и сунулись. Старик их в темноте ждал. В одной руке – меч. В другой – кинжал. И хотя двое были в кольчугах и нагрудниках, он тихо так им горла и проткнул.
Дрозд как раз следом шел. Парни идут так, мечи в руках, дверь скрипнула, открываясь. Они – в комнату. И вдруг замерли на пороге. Вроде увидели что-то. Спокойно так, не дернувшись. А потом Дрозд смотрит – а у них из шей, сразу под затылками, лезвия выползли. И кровь с них вдруг как закапает... Часто- часто.
Лезвия исчезли, а тела упали вовнутрь. Мешками осели. А в глубине комнаты – вроде как тень. Еще один наемник сгоряча сунулся туда с мечом, взвизгнул и упал навзничь. Ножками посучил – и затих.
Кто-то заорал, что, мол, наших бьют, те, кто был снаружи, бросился внутрь... У Красного с этим строго было – кто своего в бою не выручил, в петлю шел. С факелами, мечами, кто-то сдуру с копьем полез. Шум, гвалт, лязг.
Первые пытаются о покойников не споткнуться, задние вперед лезут, чтобы, значит, врага разглядеть. А тот, за дверью, своими железками работает, засеку на пороге из тел складывает.
Тут сам Красный подоспел. Отогнал своих от двери, велел факелы принести. Вот тогда Дрозд старика и рассмотрел. Дрозд сам толком и не понял, кто его по руке угадал – старик этот или кто из своих. Но лежал Дрозд у самой двери, рану на левом плече рукой зажимая.
Старик... седой такой, не то чтобы высокий. А на лице – вроде как улыбка. Или даже плачет. Не понять. Факела горят неровно, а свет сквозь окно... Какое там освещение через окно в феврале да еще в дождь.
Красный вроде как старика узнал, сказал, типа, ну вот, нашелся. Тот мечом повел, приглашает, будто, войти, только Красный в такие игры не играет. Он послал за арбалетами. У них в отряде почти у каждого эти штуки были.
Старик про арбалеты услышал, покачал головой. Потом кинжал в стену воткнул, из-за пазухи достал... Вроде кресты. Большие такие, на цепочках. На рукоять кинжала надел. У себя с шеи снял крест, и туда же.
А все стоят, смотрят. Понимают, что человек умирать готовится. И понимают, что не простой человек. Те кто послабше, они умирать боятся. А этот... Поднял с полу факел, который один из наших выронил, потом бочку толкнул, что перед ним стояла. Небольшой такой бочонок.
Что-то выплеснулось из него, потекло под убитых и раненых. Дрозд первым учуял запах масла, сообразил, что сейчас будет, и пополз к выходу. Оглянулся, старик стоит, прижавшись спиной к стене, в правой руке – меч. В левой – факел. Потом разжал старик пальцы и факел выронил.
