Маленький его создал. Слепил из того, что имел. Он очень доверчивый, наш Маленький. И очень талантливый.
– Можешь пить, – сказал Кардинал. – Приступай. Сколько выпьешь – все твое.
Епископ потянулся к кувшину. Пальцы почти коснулись ручки. Рука замерла.
– Смелее, – подбодрил Кардинал. – Смелее. Епископ взял кувшин, поднес его к губам.
– Это раньше было нельзя, – сказал Кардинал. – Раньше по запаху они могли узнать тебя и добраться до меня. А теперь...
Запах, казалось, заполнил голову и все тело епископа. Только запах. Только будущее наслаждение...
– Теперь они не смогут тебя найти, – голос Кардинала долетал словно издалека. – Тебя больше никто не найдет.
Епископ не смог остановиться. Понял вдруг, что что-то не так, что кроется что-то в словах Кардинала, но остановиться не успел. Не смог.
Глоток.
Кардинал успел подхватить падающий кувшин. Епископ рухнул навзничь, ударившись головой о стену.
Кардинал осторожно поставил кувшин на стол. Встал. Повернулся к двери.
– Он придет в себя к утру, – сказал Кардинал темноте за дверью, – И утром он будет значительно сильнее, чем был. И будет значительно более ловким. А, значит, опасным. Имей это в виду.
Кардинал оглянулся мельком на епископа и вышел. Нет, не сразу. Он остановился у самого порога, присел, подобрав плащ, и провел рукой в воздухе там, где клинок разрубил порождение ущербного мозга карлика.
– Покалывает, – тихо пробормотал Кардинал.
И снова оглянулся на епископа. Бедняга очень удивится завтра утром. Вообще, в ближайшее время удивятся очень многие.
Кардиналу предстоял долгий путь в лабиринте подъемных коридоров. Темные извилистые пути под Вечным городом, в его утробе. В кишках Вечного города. Именно здесь понимаешь, что человек – всего лишь дерьмо. Всего лишь...
Кардинал жестом отправил прочь охранника, двинувшегося было следом. Не нужно. Эти коридоры пройдены не одну сотню раз. В юности, когда он впервые попал сюда...
Ему не повезло в тот день. В очередной раз резались добрые христиане. От города оставалось уже скопище руин и обломков памятников, замешанных в жиже окружающих болот, а христиане все пытались доказать, что Господь поддерживает хоть кого-то из них.
Чушь, как оказалось.
Но Кардиналу, который тогда не был Кардиналом, не повезло особенно. Он оказался один перед целой толпой врагов. Сейчас он уже и сам не помнил, что именно выкрикнул тогда сгоряча, но толпа взъярилась, взвыла... И пришлось бежать.
Даже сейчас, когда он вспоминал тот зимний день, в горле начинало жечь, дыхание становилось хриплым... Кардинал остановился, сделал несколько глубоких вдохов. Тогда он остановиться, естественно, не мог. Тогда он бежал. Бежал. Бежал. Бежал-бежал-бежал-бежал...
Сердце билось уже где-то в горле, глаза застилала темнота, а крики сзади не отставали. Его хотели убить. То ли давно никого не убивали, то ли просто привыкли убивать.
Поворот – он свернул в первую попавшуюся арку, сбежал по крошащимся ступеням вниз – ступени наверх были разрушены – больно ударился плечом о кусок мрамора, который раньше, возможно, был прекрасной статуей... Он понимал, что бежит в тупик. Что выхода здесь не может быть, что впереди только темнота и смерть. Темнота...
И темнота приняла его.
Он и сам не понял, как оказался в катакомбах. И даже не сразу понял, что оказался в катакомбах. Просто его вдруг охватила бархатная темнота. Мягкая и упругая. Делающая шаги бесшумными, а дыхание ровным. Обертывающая все звуки в тишину.
Испуганный мальчишка замер от неожиданности, мелькнула даже мысль вернуться к свету... Но потом он сжал зубы и шагнул в темноту. Он слышал раньше истории о том, что из катакомб можно не найти выхода. Слышал о чудовищах, живущих там еще с языческих времен. Слышал о призраках рабов, до сих пор рисующих рыб на стенах подземных коридоров. И все-таки пошел.
Под открытое небо он вышел через три дня. Как Иисус из гроба. Почему-то именно так подумал мальчишка, оказавшись на истертой мостовой у подножия одного из семи холмов. Как Иисус из гроба. Как Иисус из гроба. Как...
Кардинал невесело улыбнулся, вспомнив это. Из трех дней скитаний по катакомбам, он вынес два урока. Первый – он научился видеть в полной темноте. Он и сам не смог бы объяснить этого никому, даже если бы решил попытаться. Он научился становиться темнотой, становиться ее центром и чувствовать все, что происходит в нем и в темноте...
Кардинал досадливо махнул рукой. Снова ничего не получилось. Он так и не научился выражать словами эти свои ощущения. А вот второй урок...
Чтобы выжить, нужно уйти в темноту. Чтобы выжить – утонуть в темноте, слиться с ней, стать ее частью...
Это он запомнил накрепко. С этим прожил всю свою жизнь. И, возможно, именно за это его умение была открыта ему тайна Договора.
Они думали, что он продолжит их дело. И только один из старцев понял, что именно ему, Кардиналу,
