— Ты слышал, что я сказала: или завтра ты стоишь здесь, или я ничего тебе не обещаю. Спокойной ночи, Нильс.
Они уставились друг на друга. Она готова была расплакаться, но изо всех сил пыталась скрыть это.
Потом она выключила компьютер.
— Твою мать! — Нильсу ужасно хотелось впечатать винный бокал в экран, но он сдержался. Как всегда.
На него навалилось одиночество, как будто из комнаты и из него выкачали кислород. Снова зазвонил телефон. Он выждал несколько звонков, пытаясь взять себя в руки. Сделал глубокий вдох, чтобы голос прозвучал как можно более жизнерадостно.
— Да, любимая!
— Давненько меня так не называли.
Нильсу понадобилось несколько секунд, чтобы узнать голос. Ханна Лунд. Астрофизик.
— Простите, я думал, это моя жена.
— Я сама виновата, не стоило звонить так поздно. Это старая привычка, еще с тех времен, когда я занималась наукой. Тогда разницы между днем и ночью не существовало. Вам, наверное, тоже такое знакомо?
— Может быть. — Нильс сам услышал, каким усталым вдруг стал его голос.
— Ваши убийства не дают мне уснуть.
— Мои убийства?
— Я много о них думала. Давайте встретимся?
Нильс взглянул на часы. Начало третьего, меньше чем через четыре часа зазвонит будильник.
— Я уезжаю в отпуск. В Южную Африку. Улетаю завтра рано утром.
— Если в этом есть какая-то система, — сказала Ханна, — ну, я имею в виду, если в этом замешаны цифры и расстояния между городами, которые складываются в определенную закономерность..
Нильс нерешительно попытался ее перебить:
— Но мы же не имеем никакого отношения к расследованию.
— Вы думали над этим?
— Над чем?
— Над закономерностью. Может быть, мы сможем ее установить.
Нильс подошел к окну и взглянул на темные улицы.
— Вы имеете в виду — предотвратить следующее убийство?
— Мне, конечно, понадобится вся имеющаяся информация, но у вас наверняка есть материалы дела.
Нильс думал. О Катрине.
— Как я уже сказал…
— Вы не имеете никакого отношения к расследованию. Я поняла. Извините за беспокойство, Нильс Бентцон.
— Ничего, все в порядке. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, любимый.
Она положила трубку.
25
Один из старейших гражданских аэропортов в мире, занимающий большое поле под Копенгагеном. Лучше всех в Европе переживший Вторую мировую войну. Пока остальные аэропорты рушились под бомбами, Каструп что-то оберегало. Провидение? Случай? Политика сотрудничества тогдашнего правительства с оккупантами?
— Вы сказали, международный терминал?
— Да, спасибо. Терминал 3. Я наверняка опаздываю.
Резкое зимнее солнце никогда не поднималось выше отметки, с которой било автомобилистам прямо в глаза. Нильс надел темные очки, предназначавшиеся вообще-то для Африки, и посмотрел в них на небо: красивое, ясное, глубокое голубое небо. В воздух как раз взлетал большой аэробус, и Нильс попытался подавить нарастающую тошноту. Каждый год более двухсот шестидесяти тысяч самолетов взлетают и садятся в Каструпе. Миллионы людей улетают отсюда или прилетают сюда. Нильс читал об этом и знал статистику. Он знал, что должен был облегченно вздохнуть, выйдя из такси, потому что самая опасная часть пути осталась позади. Но все его многие знания не имели никакого терапевтического эффекта, скорее наоборот.
— Вам повезет, если удастся сразу улететь, — сказал таксист, останавливая машину. — Мой двоюродный брат должен был еще вчера лететь в Анкару, но до сих пор сидит тут и ждет.
Нильс молча кивнул, уставившись на выросшее перед ним здание в форме крыла из стекла и алюминия. Климатический саммит привел к массовым задержкам рейсов: на одиннадцать дней его работы Каструп стал главным мировым транспортным узлом. Однако, насколько Нильс понял из интернета, на его самолет форум никак не повлиял. Большинство глав государств уже прибыло, а некоторые даже успели улететь обратно.
Уже в зале отлетов Нильс начал потеть. Он зашел в туалет, проглотил несколько таблеток и плеснул себе в лицо холодной воды. Из зеркала на него глянуло заметно побледневшее, измученное лицо с блуждающими расширенными зрачками.
—
Нильс увидел в зеркале его отражение. Маленький толстенький южноевропеец с вежливым лицом.
—
Толстячок не двигался с места. Всего несколько мгновений, но достаточно долго для того, чтобы Нильсу захотелось попросить его перестать таращиться. Наконец он ушел.
Еще воды. Нильс пытался взять под контроль свое дыхание, и ему бы это удалось, если бы не новый голос, на этот раз из громкоговорителя:
— Последнее предупреждение для пассажира Нильса Бентцона, вылетающего в Париж рейсом авиакомпании
Пересадка в Париже, конечно, тоже не упрощала дела. Ему придется пройти через этот ад дважды.
Он закрыл глаза и попробовал сменить тактику. До сих пор он пытался делать вид, что ничего особенного не происходит, пытался забыть о том, что он в аэропорту. Это ему не удалось, так что теперь он решил попробовать прямо противоположное: осознать свое присутствие, сосредоточиться на нем. Быть осторожным. Пустить страх внутрь и побороть его с помощью здравого смысла и статистики: миллионы людей постоянно находятся в небе. Господи ты боже, он должен просто сделать то же самое, что постоянно делают они: сесть в самолет, выпить кофе, посмотреть фильм, может быть, даже немного вздремнуть. Принять мысль — и даже, может быть, насладиться ею, — о том, что мы все умрем. Это не помогало. Он боялся не самолета или смерти. Ему не нравилось само перемещение в другую точку пространства.
Он вытер лицо салфеткой, сделал глубокий вдох и постарался взять себя в руки. Потом вышел из туалета и направился к своему самолету. Проходя сквозь почти пустой зал отлетов, он представлял себе осужденного на смертную казнь, делающего последние шаги к виселице. Нильс подумал, что предпочел бы казнь полету на самолете.
— Спасибо. Приятного полета.
