– Удачи, – сказал Гаврилин в темноту.
Не ответил. Не ответил Палач.
Гаврилин закрыл глаза, и ему показалось, что темная глубина мягко проглатывает его. Нет. Не хватало только уснуть и замерзнуть.
Гаврилин набрал номер на телефоне.
– Да? – как всегда Хорунжий взял трубку после первого гудка.
– Это я.
– Жив?
– Не уверен.
– Что-то серьезное?
– Заедь за мной, – сказал Гаврилин.
– Ты сейчас где?
– Знаешь парк, возле стадиона? Там еще ресторан «Старая крепость».
– Знаю.
– Только ты к ресторану не подъезжай, там сейчас людно будет.
– Понял.
– На полпути от него к стадиону, под деревом, сижу я. И еще минут двадцать попытаюсь не заснуть.
– Буде через пятнадцать минут, – сказал Хорунжий.
– Жду.
Ждать, это профессиональное умение наблюдателей. Сидеть и ждать, лежать и ждать, умирать и ждать.
Гаврилин на ощупь нашел возле себя блокнот Палача. Наследство. Возникло желание выбросить, но он удержался.
Наследство.
Снег усилился. Зима. Гаврилин поймал несколько снежинок ртом. Теперь ноябрь закончился наверняка. Дался ему этот ноябрь.
Хочется спать.
Что-то он давно не спал. Или это от потери крови?
Его кровь медленно вытекает из него, стекает на землю. В грязь.
Как там у великого? Кровь и песок? Это у них там кровь стекает на белый раскаленный песок. У нас она течет на грязь, жирную комковатую грязь. И сама становится грязью.
Лечь и уснуть.
Подал голос мобильный телефон.
– Да? – сказал Гаврилин.
– Саша? – мужской уверенный голос.
– Саша.
– Мы, простите, прослушивали ваш телефон. Вы серьезно ранены?
– А вам какое дело?
– Я тот, кому подчинялся Артем Олегович.
– Извините, не могу встать по стойке смирно.
– Я могу прислать за вами людей.
– За мной уже едет Хорунжий.
Пауза. Заботливые какие! Просто отцы родные.
Приедут и добьют, чтоб не мучился.
– Пусть Хорунжий отвезет в частную клинику «Гиппократ». Я там всех предупрежу.
– Хорошо, – у Гаврилина уже не было ни сил, ни желания говорить.
– Теперь связь вы будете поддерживать со мной.
– Связь? Меня передумали отправлять на заслуженный отдых?
– Передумали. Подлечитесь, тогда поговорим серьезнее.
– Я должен испытывать, наверное, счастье?
– Насколько я понимаю, вы сейчас должны испытывать боль, судя по голосу.
