Универмаг свой он старался оборудовать по последнему слову техники. Видеотехники в том числе. Яков Феликсович и сам толком не знал, зачем оборудует залы камерами слежения, и почему приказал хранить записи в комнате охраны, но записи, тем не менее, имелись. В том числе, записи того, что происходило возле отдела верхней одежды.
Ерохин действительно встречался с высоким тридцатилетним мужчиной в черной кожаной куртке. Шапочка действительно была черной и вязаной, еще на парне были светлые джинсы и ботинки на толстой подошве. И перчатки на парне были кожаные и черные. И все. Разговор длился всего секунд тридцать. После чего парень и Ерохин ушли. Парня еще раз смогли обнаружить на записи камеры возле входа. Он прошел на стоянку и сел за руль «девятки». Номер разобрать не смогли.
Дежуривший в тот день на стоянке Никита Агеев не помнил ни машины, ни водителя. Не освежили его память ни деньги, ни пара тумаков. Поднятая около пяти часов утра продавец из отдела верхней одежды не смогла вспомнить ни парня, ни Ерохина.
Нужно было начинать искать «девятку» без особых примет, но таких машин в городе было много. Это понимали все. И все понимали, что найти «девятку» было очень трудно. Практически невозможно.
Оставалось ждать чуда.
Часам к шести утра было решено предупредить охрану Липского о приметах одного из похитителей и его машины. На телефонный звонок никто не ответил. Ни ответил ни телефон особняка, ни мобильный телефон Липского. К дому Липского немедленно отправили машину с двумя людьми Шмеля, Ветром и Сергеем.
На стук в калитку никто не открыл. Люди Шмеля прошлись вдоль трехметрового забора. Вернулись к калитке.
– Звоним Шмелю? – предложил Ветер.
– Подсади, – попросил Сергей.
Ветер сцепил руки в замок, прислонился спиной к стене. Сергей оперся ногой о сложенные руки, подпрыгнул и схватился за гребень стены. Рука попала на кусок стекла. Осколок располосовал перчатку и ладонь, Сергей взвыл и спрыгнул. Он всего с полсекунды мог видеть двор особняка Липского. И этого хватило, чтобы понять – возникли проблемы. Не станет человек так просто лежать в шесть утра третьего января посреди двора. Тем более, двое.
Ветер позвонил Шмелю.
В семь утра позвонили в дверь квартиры Гринчука.
Гринчук посмотрел на часы. Потом взял свой мобильник, который лежал на полу возле кровати, нажал несколько кнопок. После этого встал с кровати и подошел к входной двери. Посмотрел в глазок.
– Здравствуйте, Полковник, – сказал Гринчук, открывая дверь. – Ничего, что я в трусах?
Полковник молча вошел в квартиру. Гринчук выглянул на лестничную клетку. Никого.
– Вы своему Михаилу звякните, – сказал Полковник, – дайте отбой тревоги.
Гринчук закрыл дверь, вернулся в комнату, позвонил с мобильника Михаилу:
– Все нормально, Миша, это ко мне пришли господин Полковник. Отбой.
– Ума не приложу, – задумчиво произнес Полковник, рассматривая жилище Гринчука, – зачем вам три комнаты, если у вас из мебели только одна кровать и два стула?
– Во-первых, – сказал Гринчук, надевая брюки, – когда вы мне приказали сюда переселиться, меня никто не спросил, сколько мне комнат нужно. Во вторых…
Гринчук замолчал, натягивая свитер. Надел. Пригладил волосы.
– Во-вторых, у меня еще есть кухонный стол, три табурета, кухонный шкаф и холодильник. А, в третьих, какая вам разница, как я живу.
– Ни какой. Иначе я поинтересовался бы, зачем вы купили самую широкую из возможных кроватей, если по наблюдениям охраны дома женщин вы сюда не водите. – Полковник прошел по комнате и остановился возле окна. – Вы всегда звоните Михаилу, когда к вам приходят?
– Да. А он мне.
– А бедный Шмель об этом не подумал… В результате понес ощутимые моральные и материальные потери… – Полковник обернулся к Гринчуку, который как раз покончил с одеванием. – Юрий Иванович, вам не кажется, что с вашим характером происходят не совсем нормальные превращения. Мне вас характеризовали как очень спокойного и уравновешенного человека. И вы производили впечатление такого человека. И вдруг… Вы же могли не наносить такого ущерба ни людям Владимира Родионыча, ни людям Шмеля. Вы могли просто уйти, исчезнуть, объяснить… У вас же так хорошо получается объяснять людям, что они полные идиоты, и что им с вами лучше не ссориться. И вас не доставать. А вместо этого…
– Послушайте, Полковник! Мы обычно делаем не то, что должны. Вчера, вместо того, чтобы искать похитителей, я выслушивал наезды всякого рода умников. Потом мне пришлось стрелять в живого человека…
– Вы ему, кстати, прострелили легкое.
– Вот, прострелил легкое, хотя должен был перебить ноги. Потом вместо того, чтобы осматривать этого Колю Лося, я сломал челюсть охраннику Липского и получил по голове. Потом вместо того, чтобы допить свой коньяк, я ездил рассматривать взорванный туалет, а вместо того, чтобы приехать к господину Ерохину и поговорить с ним очень плотно, я принял участие в оказании первой помощи одному из своих подчиненных. А сейчас, вместо того, чтобы спать, я стою перед вами и несу этот бред.
Гринчук развел руками.
– Вы, кстати, обратили внимание, как я мягко выразился? Несу бред, а не выслушиваю чушь.
– Я это заметил, – кивнул Полковник. – Вы вообще большой дипломат. Только в последнее время – дипломат, близкий к нервному срыву. Вы не хотите показаться врачу?
– Я вчера уже был у своего врача, – сказал Гринчук. – Он считает, что со мной все в порядке и даже
