Если бы был сторонний наблюдатель, способный уследить за поединком, он поразился бы красоте и стремительности движений противников. И не поверил бы в то, что это смертельная схватка: в ней не было заметно ни напряжения, ни эмоций. Вэла несколько раз даже захватывала иллюзия: это сон, исполнение во сне его детской мечты, он — на фехтовальной дорожке, идут показательные выступления…
В воздухе кружились отрезанные концы клинков. Они изъедали зеркала, слишком медленно гасли в воздухе, съедая и его. Выпад, отражение выпада, обманный прием, выпад… Чужой луч рядом с твоей рукой, твой — рядом с чужим плечом… Вэл заметил, что на обманные приемы Император попадается легко, но успевает их отбить… Очередной выпад, гаснущий кусок поля проплывает рядом со щекой, съедает несколько волос на голове… А с другой стороны — бедра почти касается вражеский клинок…
Выпад, отразить, выпад, отразить, выпад… Вэл уже не дрался, а работал у какого-то изматывающего конвейера. Как ни странно, начала появляться даже скука: Император вел бой наиболее рационально, то есть наиболее однообразно. Вэл отвечал тем же — любое отклонение от оптимума стало бы для него последним…
В начале поединка силы были относительно равны. Но теперь киборг начал чувствовать усталость. Пока она еще не отражалась на его реакциях, но это было именно «пока». Бой стал затяжным, изматывающим, в нем должен победить выносливейший. А им был враг. Его энергоресурс — Талисман…
Время смертельной ошибки приближалось — Вэл чувствовал это очень ясно. В его квазиживых мышцах оставалось все меньше энергии.
Оставался лишь один, дьявольски рискованный шанс. Но скоро не будет и его. Значит…
Рассчитанное немного неверное движение. Полм противника чуть-чуть задел руку Вэла. Пластик рукава, синтетическая кожа предплечья распались на элементарные частицы, тут же доразрушившиеся до вакуума. Вэл, заранее отключивший чувство боли, запрограммированно сморщился, псевдонеконтролируемо метнулся в сторону.
Лицо Императора ничего не отразило. Он опять поступил самым рациональным способом — перевел свою внимательность в режим, строго достаточный для боя с ослабленным противником.
И Вэл воспользовался этим. В момент, когда Император собирался добить его, он, собрав все силы, с ловкостью отчаяния ударил полмом в бок врага.
Тот продолжал так же рассчитанно, четко поворачиваться к Вэлу. Такая дыра в боку мгновенно убила бы человека и парализовала любого киборга. Но Император держался на ногах. Рана мешала его движениям, но совершенно не повредила координации.
Вэл увертывался от взбесившегося клинка — руки Императора не сбавили скорость. И старался не смотреть на пробоину в противнике — тогда начиналась фантомная, но неодолимая тошнота. Во внутренностях этого монстра виднелось что-то мутно-серое, аритмично колышущееся… Вот он не успел развернуться — и Вэл отсек ему руку с полмом. Та вместе с еще работающим оружием покатилась по полу. Вэл, перепрыгнув через нее, рванулся к Императору, убеждая себя, что так надо, это не человек, его необходимо, его можно убить… Он ранен, он безоружен, это бойня, но прикончить его все равно надо, даже если дать ему подобрать полм, он умрет, и не все ли равно, с ним в руках или нет… И зачем все затягивать, не нужен этот дрянной, киношный жест…
Зеркальный пол всасывал и труп, и полм Императора.
Вэл был оглушен убийством — реальным, а не просчитанным в голове. Он стоял, тупо смотрел, как отторгаемый пластиком Черный Талисман медленно съезжает с погружающейся головы бывшего Хозяина Галактики. От этого движения страшный, проклятый мирами обруч казался живым, наделенным своей волей. Вот макушка Владыки полностью исчезла, пол чмокнул, будто насытившийся зверь, и успокоился. И черный ужас теперь спокойно лежал на нем, отражаясь в изъеденных зеркалах стремительно восстанавливающегося зала.
Вэл осторожно, почти робко поднял невесомое, обжигающе холодное Неизвестно Что. Его широкая темная лента тоньше паутины, но совсем не режет кожу. А как легко мнется и растягивается этот материал, как легко возвращается в норму… В одном месте он образует что-то вроде грубого гнезда-розетки. Туда вделан сам Талисман, плоский, как лист бумаги. Окно, через которое во Вселенную смотрит Сила, чужая и темная. Если на миг взглянуть вглубь, в чрево этого лжекамня, тебя стискивает жесткий, безумный омут. Человек, носящий его, ходит в коконе перемещающихся ледяных сумерек, звуки рядом с ним становятся приглушенными, мертвенными…
Талисман. Черный Талисман — нарочито безобидное название. Людям не хочется употреблять к нему слишком сильные прилагательные. Всем неприятно лишний раз слышать более точные описания того, какая вещь заключает в себе реальную власть над Галактикой и может за секунды отправить в небытие целое звездное скопление — что уже случалось на заре Череды Властителей.
Вэл осторожно, ни в коем случае не прикасаясь к самому центру, вертел в руках обруч: «И этот генератор смерти… тьфу, ну и выспренне, но как сказать иначе… этот Мрак надо надеть на голову?! Пустить в мозг?! Может быть, прав Навен, достаточно того, что такая чертовщина, так сказать, изъята из оборота?»
Тишина. Легкий теплый ветер. Холод, льющийся от Талисмана. Вэл беспомощно огляделся. Зеркала отражали крохотную, затерявшуюся в зале фигурку человека, уже изрядно отупевшего от прошедших событий. Но восстановление его психики и энергетики шло ненормально высокими темпами. Уж не за счет ли того, что он осторожно держал в пальцах?..
«Ладно, для начала заставлю себя коснуться его, лишь коснуться…»
Нормальных осязательных ощущений не было — ни тепла, ни холода, ни гладкости, ни шероховатости. Просто по нервам ударили обжигающий страх, боль, и Вэл поспешил отдернуть руку. Осмотрел кожу — на ней не было никаких повреждении. Потом протестировал свой организм — там тоже все было благополучно.
Каждый, даже с благими намерениями надевший Талисман, становился монстром. «Ты не смог сопротивляться обработке в Темной Гвардии. Здесь же будет много страшнее, сильнее…»
Он еще раз оглядел свои отражения и быстро надел обруч.
Шок. Сознание почти исчезло, но тут же восстановилось. Тело словно впаяли в холоднейший, газовый лед, который перед этим был нормальным воздухом и поэтому успел как следует пропитать каждую псевдоклетку тела.
Второе ощущение — обладание исполинской Силой. Невозможно осознать, прочувствовать ее до конца — словно ты прикоснулся к воде океана и знаешь, что под твоей ладонью — только ничтожный фрагмент одной-единственной его волны… Вэл мог уничтожать звезды и планеты, сдвигать галактики. И никто не был более могуч, чем он; никто не мог с ним ничего сделать… Из холодного, пересохшего горла вырвался хриплый смех — и Вэл, услышав его, ужаснулся.
Этот мучительный, режущий страх самого себя был единственным ориентиром в открывшейся непроницаемой, непредставимой необъятности. И человеческое «я» вцепилось, вжалось в свою боль, пытаясь усилием воли перекрыть неведомые каналы, накачивающие мозг ледяным, смертельным всемогуществом… Этот поток грозил разорвать, уничтожить сознание, неспособное принять, пропустить его через себя, хотел высвободить подсознание, а потом смести и его…
Ничего не понять, ничего толком не прочувствовать — человеческое мышление очень плохо воспринимает впечатления, слишком сильно отличающиеся от известного. А в нормальном состоянии такого вообще не вспомнить — как не вспомнить свое поведение во время шока. Наконец, через миллиардолетия или доли секунды Вэл сумел выстроить в себе какую-то плотину — то ли понимая, то ли нет, что она существует только за счет энергии Талисмана. Но этот баланс на грани безумия был предельно шаток — может быть, потому, что очень хотелось кинуться в волны этой Силы. Она манила миллиардами, биллионами квинтильонов возможностей, и все они сливались в единое, неразличимое и неформулируемое Многообразие, ставшее для несовершенного человеческого сознания наркотически-притягательной пустотой. Уже позднее, смутно вспоминая свои впечатления, Вэл думал, а не прикоснулся ли он к пресловутому Великому Ничто древних йогов. Как знать, не продемонстрировали ли его когда-то землянам какие-нибудь неимперские инопланетяне…
Но такие размышления были много позже. Когда Вэл начал медленно, с трудом отсоединяться от Талисмана, первое, что он увидел кое-как сфокусировавшимися глазами, было аспидно-черное лицо,
