думал о своем...
– Значит, он король? – шепотом спросила Орни доктора.
– Нда, – буркнул он, не отвлекаясь от своих мыслей.
– А почему...
Но Линар быстро оборвал все ее расспросы:
– Вот у него и спросишь!
Девушка даже вздрогнула, но про себя решила: «Ну и не вопрос». И кстати на следующем привале, когда Элиас и Линар ушли собирать хворост для костра, смело подсела к устроившемуся под кленом Фредерику. Запрокинув голову, он держал на лице смоченное в холодной воде полотенце, и Орни смело сняла его и деловито начала умащать кровоподтек своей мазью.
– Вам будет, о чем поговорить с Линаром, – заметил Фредерик, лениво прикрыв глаз, чтоб девушка смогла промокнуть багровое вздутое веко.
– Думаю, в способах лечения синяков, подобных Вашему, мы не сойдемся с ним во мнениях, – улыбнулась Орни. – Он предпочитает холодные компрессы, я – мазь, которую меня матушка научила делать.
На это Фредерик ничего не ответил – просто ждал окончания процедуры.
– Как грудь? – спросила Орни. – Рука?
– В порядке, – буркнул он. – Ты скоро?
– Не похожи вы на короля, – вдруг заметила девушка.
– И много королей ты видела?
– Такого, как вы, точно – ни разу. – Она усмехнулась.
Фредерик устало посмотрел на нее:
– Что ты хочешь? Давай уж, говори. Мы теперь в одной команде.
– Узнать о вас побольше. Вы были Судьей, теперь вы король, но почему-то вдали от своего Королевства. Что с вами случилось?
Его губы чуть дрогнули, потому что ожило в памяти все очень живо и ясно.
– Почему бы и нет? – пробормотал Фредерик. – Почему бы и не рассказать. Говорят, от этого легчает.
– Расскажите, конечно, – с готовностью закивала девушка. – Вот увидите: на самом деле станет легче.
– Все похоже на кошмарный сон... У меня была жена. Красавица и умница. Она любила меня. Она столько для меня сделала. Мы много пережили вместе. Так много, что кому иному до конца жизни хватило бы... Наконец все беды, казалось, остались позади. У нас должен был родиться ребенок. Эти роды... – он замолк, закусив губу, потом вдруг обхватил руками голову, зажал уши. – Боже, я слышу, как она кричит, как ей больно... И некому помочь. И я ничего не могу сделать... Я, король, ничего не могу сделать!.. Ребенок родился, но она... она умерла... И теперь я почти каждую ночь вижу себя рядом с ней в могиле... Я слышу ее дыхание, запах ее тела и волос, я касаюсь ее руки, и она теплая! Но мне темно и душно и холодно под могильным песком. И нет сил вырваться и вырвать ее оттуда... Я похоронен вместе с моей красавицей... И теперь я бегу. От мест, от мира, где жила она, где все напоминает о ней... Но воспоминания-то во мне, а от себя не убежать... Похоже, я глупость делаю, слоняясь по миру в надежде все забыть, но это все-таки легче, чем оставаться там, где все связано с ней... Трудности, с которыми сталкиваешься в пути, отвлекают от тяжелых мыслей. Пусть ненадолго, но забываешься...
Орни была ошарашена такими признаниями.
– А ваш ребенок? Вы о нем подумали? Каково ему?
– Он слишком мал. Ему нет дела до переживаний. Молоко кормилицы, сухие пеленки и теплая колыбель – вот все, в чем он нуждается.
Орни замотала головой:
– Нет-нет, как же вы не понимаете. Дети так остро все чувствуют. Ведь теперь рядом с ним нет ни одного близкого, родного человека. Подумайте, взгляните на это так: у него умерла мать, а отец бросил его!
Фредерика дернуло, по лицу пробежала судорога.
– Не смей так говорить! – прошипел он.
– Но это так!
– Нет!
– Да!
– Нет!!!
– Но я это вижу ТАК!
Он только зарычал в ответ.
– Вы бросили своего сына! – выкрикнула Орни. – Разве это правильно?! Вы всю жизнь судите других, а сами что вытворили?!!
– Не смей мне выговаривать!
– А что, вы в праведники записались?!
