узнав, что Задунайский любит покурить глиняную трубку, из усердия решил поднести ему целый ящик. Привез.
Фельдмаршал обрадовался. Но чиновник забыл упаковать трубки, и потому в ящике были одни обломки. Тогда Задунайский рассердился и сказал, указывая на свое сердце: «Тут-то много», а потом на голову: «Да здесь совсем нет».
Став командующим армией, Румянцев принялся искоренять барство в среде офицеров. Однажды во время боевого похода, обнаружив подчиненного в халате и ночном колпаке, Румянцев взял его под руку и начал неторопливо прогуливаться по позициям. Майор умирал со стыда, сознавая, как непристойно выглядит в глазах солдат. Румянцев тем временем привел нарушителя в свою палатку, напоил его чаем и лишь потом отпустил, не сделав никакого замечания.
М.Д. Скобелев
(1843–1882)
Генерал Михаил Дмитриевич Скобелев был человек крайне вспыльчивый. Вспыливши, он был иногда невоздержан на словах, но умел заглаживать свою невоздержанность, как никто другой. Много среди войск кавказского округа ходило рассказов о его рыцарском заглаживании своей вины. Вот один из образчиков.
Был январь 1881 года, русские траншеи железным кольцом охватили текинскую крепость Геок-Тепе… Готовился штурм… Но прежде чем отважиться на это смелое предприятие, решено было произвести самую тщательную рекогносцировку крепости: рекогносцировка крепостного рва выпала на долю молодого прапорщика М.
– Смотрите, встретите неприятеля, не ввязывайтесь в бой, а отступайте, – напутствовал молодого офицера начальник штаба, полковник Куропаткин.
Отряд прапорщика М. до того был малочислен, что о схватке не могло быть и речи. Едва стемнело, как полувзвод пехоты под командою М. не вышел, а выполз из траншей; ползком прошел он все пространство, отделяющее русскую линию от крепостного рва, тихо спустился в ров, но не успел сделать и десяти шагов, как послышались голоса текинцев. То был ночной дозор, обходивший крепость, и, судя по голосам, довольно многочисленный. Нужно было исполнить приказание начальника штаба, отступать, и маленький отряд начал свое отступление. Но едва показались очертания русских траншей, как перед молодым офицером точно из- под земли выросла фигура Скобелева.
– Вы откуда?
– Из рекогносцировки.
– Сделали ее?
– Никак нет, отступаем, ваше превосходительство.
– Трус! – громовым голосом произнес генерал и повернулся спиною.
Несчастный, убитый горем, офицер хотел объясниться, но разгневанный генерал не хотел ничего слушать и быстро удалился.
Ужасное имя «трус» во мгновение ока облетело все траншеи, и положение М. сделалось ужасным… Все знали, что храбрый Скобелев назвал его трусом, и никто не знал истинной подкладки. Кто поверит его оправданиям? Отныне всякий будет смотреть на него, как на презренного труса… Так думал несчастный, и эта мысль до того засела в его голову, что ни на минуту не давала ему покоя: ему казалось, что все на него смотрят с презрением, все от него отворачиваются. Он был близок к умопомешательству. Но вот в одну из бессонных ночей, накануне самого штурма, счастливая мысль осеняет М… Опрометью бросается он к ставке главнокомандующего.
– Ваше превосходительство, я не трус, дозвольте мне доказать это, – дрожащим голосом взволнованно говорит юноша.
Скобелев внимательно посмотрел на него.
– В охотники?
– Точно так, ваше превосходительство!
И через пять минут М. вербовал уже охотничью команду, которая должна была броситься на грозные стены Геок-Тепе и пожертвовать собою, чтобы облегчить успех штурма товарищам.
М. ожил и деятельно готовился к штурму.
Настало утро, загрохотали батареи, посылая смерть осажденным, раздались звуки музыки, и штурмовые колонны с развернутыми знаменами, предшествуемые штурмовыми колоннами, двинулись на штурм… Штурма описывать не будем. Но вот одна из деталей этого дела: на небольшом кургане внутри взятой крепости верхом на коне стоит Скобелев, окруженный своим штабом. В нескольких шагах от него небольшая горсть охотников штурмует блиндированную саклю. Сакля, наконец, взята, защитники перебиты; но видит генерал, что и от охотников осталось только два человека и то раненые: молоденький солдатик и прапорщик М… Обессиленные, обливаясь кровью, они отбиваются от врага, помощи нет и ожидать неоткуда, а тут еще три всадника мчатся на подмогу своему товарищу… «Бедный М. погиб», – слышится в свите генерала…
– М., отступай назад, – раздаются крики, – отступай, пока не поздно. – Но М. ударом штыка выбил одного всадника из седла, бросается на другого, а между тем на него мчатся новые три текинца.
– Отступай, отступай! – все громче и громче раздаются голоса.
– Нет, он не отступит, – резким голосом произнес Скобелев и, дав шпоры коню, стремительно бросается по направлению к всадникам, скачущим на М…
Вся свита ахнула от неожиданности, а Белый генерал, свалив ударом шашки одного турка, устремляется на другого. Те, вероятно, узнали Белого генерала, круто повернули назад и помчались в карьер… Когда опомнилась свита генерала и примчалась на поле сражения, Михаил Дмитриевич обнимал уже израненного М.
– Простите, голубчик, простите за это гадкое слово. Вы пристыдили меня, – говорил он.
Во время рекогносцировок, в окрест ностях Ловица и под Плевною, генерал Скобелев страшно беспокоил турок. Находясь постоянно впере ди войск, он таким образом нередко служил мишенью для неприятельских выстрелов. Под Плевною у него в один день турки убили две лошади; когда последняя упала вместе с ним, все думали, что наконец и его поразила вражья пуля; но ничуть не бывало. Через несколько минут он опять появился впереди войск, не обращая ни малейшего внимания на свистевшие вокруг него пули и гранаты.
– Сколько сегодня, генерал, вы потеряли лошадей? – кто-то спросил у Скобелева.
– Всего только две, – отвечал храбрый воин. – Не знаю, право, за что турки так беспощадно преследуют моих лошадей: кажется, они им ничего худого не сделали…
Зная хорошо натуру русского человека, Скобелев понимал, что усталому солдату, после боя, горячая пища будет лучшею наградою за понесенные труды и лишения. И вот, за своими полками он постоянно возил ротные котлы. «Нельзя прочий обоз брать, но чтобы котлы были взяты».
Под Ловчей, в русско-турецкую войну, при штурме турецких позиций, когда утомленные солдаты остановились, говоря ему:
– Моченьки нету от усталости, ваше превосходительство!
Скобелев кричал им:
– Благодетели! Каша будет; вечером кашей накормлю. Возьмите еще и эту турецкую батарею!
И солдаты, смеясь от души, напрягали последние силы и брали неприятельское укрепление.
М.М. Сперанский
(1772–1839)
Когда Михаил Михайлович был в Перми, в качестве опального, случилось, что в Светлое Христово Воскресенье ни один из тамошних священников не посетил его со святым крестом.
Уже перед самою вечернею одному священнику пришло на мысль зайти к знаменитому изгнаннику.
Входит он в квартиру Сперанского, отворяются двери, и перед служителем алтаря является в полной форме, с двумя звездами на груди, сам хозяин.
После пения пасхальных стихов Михаил Михайлович просит благословить пасхальную трапезу.
Священник, уже разговевшийся, извиняется, что теперь уже поздно, что он спешит к вечерне.
