Док попытался сдержать рыдание, и его худое лицо скривилось.
– Тебе будет больно?
– Нет, док, – солгала я. – Я ничего не почувствую.
Я подождала, когда настанет эйфория, когда все вокруг засияет, как в прошлый раз. Странно… Я не чувствовала разницы. Может, дело было вовсе не в лекарстве, а в любви?
Я снова вздохнула и ничком легла на кушетку.
– Начинай, – сказала я доктору.
Пузырек открылся. Док вылил содержимое на ткань.
– Ты самое благородное и чистое создание в мире. Вселенная без тебя станет мрачнее, – прошептал он.
Это была его речь над моей могилой, эпитафия на моем надгробии.
Хорошо, что я это услышала.
Док осторожно прижал ткань к моему лицу. Я сделала глубокий вдох, стараясь не замечать неприятный едкий запах. Вдохнула еще раз, и надо мной загорелись три знакомые звезды. Они не звали меня – они меня отпускали, отпускали в черную Вселенную, по которой я много раз странствовала. Я погрузилась в черноту, которая вдруг стала светлеть, изменяться. Вместо черной дыры передо мной закружился синий свет – теплая, живая, сверкающая синева… Я поплыла вперед, не испытывая страха.
Глава 59
Воспоминание
Начало будет похоже на конец. Меня предупреждали.
Но в этот раз конец оказался неожиданным, удивительным. За все девять жизней со мной не случалось ничего подобного. Это было неожиданнее, чем прыжок в шахту лифта. Я-то думала, что больше не будет ни мыслей, ни воспоминаний. Что произошло?
Лицо из воспоминания заставляет меня вздрогнуть. Это было мое лицо! Но я не помню, чтобы со мной это происходило…
–
Джейми. Джаред. Мое сердце забилось быстрее, только как-то странно, неправильно. Непривычно тихо… оно скорее трепетало, чем колотилось.
–
На этом все.
– Анни? Анни, ты меня слышишь? – спросил знакомый голос.
Это было не мое имя… или мое? Мои уши на него не отреагировали, но что-то откликнулось внутри. Разве я не Лепесток-в-лунном-свете? Не Лепа? Но почему? Почему-то имя Лепа казалось чужим. Сердце забилось быстрее – отголосок страха из воспоминания. Образ женщины с рыжими с проседью волосами и добрыми зелеными глазами проплыл перед глазами. Это моя мать? Но… она же не моя мать, верно?
Тихий голос эхом разнесся вокруг:
– Анни. Вернись. Мы тебя не отпустим.
Голос был одновременно и знакомым, и нет. Он звучал как… Куда делась Лепесток-в-лунном-свете? Я не могла ее отыскать – тысячи пустых воспоминаний; дом, где полно фотографий, но никто не живет.
– Дай ей «Бодрость», – сказал другой, незнакомый, голос. Что-то легонько коснулось моего лица, словно туман. Я узнала запах. Пахло грейпфрутом.
Я глубоко вдохнула, и сознание внезапно прояснилось.
Я лежала лицом вниз… и это тоже казалось неправильным.
Меня стало как-то слишком мало. Я словно усохла. Руки казались теплее, чем остальное тело, и вскоре я поняла почему: их держали большие ладони, каждая размером с две моих.
Пахло странно – затхлостью, плесенью… Запах казался знакомым, хотя я точно знала, что никогда в жизни его не чувствовала.
Я ничего не видела, кроме темно-красного цвета – внутренняя сторона век. Мне захотелось открыть глаза, и я попыталась отыскать нужные мышцы.
– Странница? Мы все тебя ждем, милая. Открой глаза. – Я совершенно точно знала этот голос, это теплое дыхание над ухом. Непонятное, щекочущее чувство охватило все мое тело. Незнакомое ощущение. У меня задрожали пальцы, дыхание перехватило. Захотелось увидеть лицо говорившего.
Сознание заполнил яркий цвет, цвет, который позвал меня из небытия – сияющая, мерцающая синева. Вся Вселенная стала ярко-синей…
Наконец-то я вспомнила, как меня зовут. Да, меня звали Странница. Анни. Теперь я вспомнила.
Прикосновение: тепло на губах, на веках. А, мои веки, вот они где! Я поморгала вновь обретенными глазами.
– Она просыпается! – возбужденно вскрикнул кто-то.
Джейми. Джейми был здесь. Сердце опять тихонько затрепетало.
Некоторое время глаза привыкали. Ослепивший меня синий цвет был тоже какой-то неправильный – не синий даже, а голубой, выцветший. Я хотела яркую синеву.
Чья-то рука дотронулась до моего лица.
– Странница?
Я повернулась на звук. Голова и шея двигались непривычно – ощущение знакомое и незнакомое одновременно.
Я поискала взглядом и нашла ту синеву, которую искала: сапфиры, снег и смоль.
– Иен? Иен, где я? – Голос, донесшийся из моего горла, напугал меня. Слишком высокий, дрожащий. Знакомый голос, но не мой.
– Кто я?
– Ты – это ты, – сказал мне Иен. – Здесь твое место.
Я вытащила руку из гигантской ладони, хотела ощупать свое лицо, но увидела, как ко мне тянется чья-то рука, и застыла.
Чужая рука тоже застыла, повиснув надо мной.
Я попыталась снова двинуть рукой, защититься, и чужая рука надо мной пришла в движение. Я задрожала, рука задрожала.
А-ах!
Я сжала и разжала пальцы, внимательно следя за ладонью.
Неужели эта крохотная ручка принадлежит мне? Передо мной была ладошка ребенка, если не считать длинных, ухоженных бело-розовых ногтей. Гладкая кожа со странным серебристым отливом и совершенно неуместной россыпью золотистых веснушек.
Странное сочетание серебра и золота вызвало в памяти картинку. Перед моим мысленным взором предстало отраженное в зеркале лицо. Я на миг почувствовала себя сбитой с толку – я не привыкла к цивилизации, и в то же время странным образом я не представляла свою жизнь вне ее. Симпатичный туалетный столик, заставленный всевозможными безделушками и хрупкими вещицами. Изобилие изящных флаконов с запахами, которые я любила… Я