— A чего меня жалеть? — спросил Олег.
— Ты — гражданский человек, — тихо сказал Глеб. — На войне тебе делать нечего.
Олег хотел спросить, почему он так думает, но тут поднялся Шевченко:
— Товарищи офицеры, третий!
Все зашевелились, начали подниматься. Олег последовал примеру и, толкаясь, встал. C ужасом посмотрел на свои полкружки водки и подумал, что его точно будут выносить.
Шевченко, больше ни слова не говоря, выпил. Олег знал, что сейчас надо выпить так, чтобы ничего в кружке не осталось. Иначе проклянут…
Водка не лезла в горло. Организм противился, но Олег, собрав волю в кулак, выпил до дна. Сев на ящик от снарядов, служивший стулом, понял, что уже сам встать не сможет.
Иванов подмигнул:
— Это только начало…
— A что будет еще? — спросил Олег, чувствуя, как заплетается язык.
— Кроме водки еще будет война.
— Война уже есть, — возразил Олег.
Ему показалось странным, что Глеб говорит о войне, как о чем-то еще не начавшемся. Ведь война началась в августе, а сейчас уже март…
— Война есть для тех, кто воюет. A я, ты и вся моя рота еще не воевали. Для нас войны пока нет. Она только ждет нас. Ждет наши души. Ждет наши тела. Ждет наши жизни…
Олег знал, что Иванов воевал в ту, первую, войну, был ранен и уж точно он знал, что есть война. Олег хотел что-то спросить, но почему-то задал совсем глупый вопрос:
— Товарищ капитан, а на войне страшно?
Сидевший рядом с Олегом Лунин на миг повернулся, посмотрел на Олега глазами полными презрения и снова отвернулся. Олег уже как-то задавал Лунину этот вопрос.
— Сейчас тебе страшно? — спросил Глеб.
Олег прислушался к себе.
— Нет.
— B бою тоже не страшно. Если инициатива за тобой. Если охотник — ты.
— A на войне?
Глеб не ответил на вопрос и продолжил свой монолог:
— Сейчас тебе не страшно потому, что ты выпил водки. Если ты не будешь пить здесь водку, то от страха сойдешь с ума. A еще ты сойдешь с ума оттого, что здесь увидишь. Тебе еще многое предстоит увидеть.
— Например? — спросил Олег.
Глеб не ответил. Он начал пережевывать тушенку, а потом опять молчал. Олег дотянулся до банки с кашей и подцепил немного на вилку. Проглотил, не чувствуя вкуса. Посмотрел на Иванова. Глеб спросил:
— Зачем ты согласился ехать сюда?
— У меня есть подруга, на которой я хочу жениться, — сказал Олег. — A денег на свадьбу нет.
— И ты решил заработать здесь?
— Здесь неплохо платят. За три месяца я прилично заработаю.
— Эти три месяца могут показаться тебе вечностью.
Олег повертел головой, не соглашаясь с Глебом:
— Нет. Три месяца, это три месяца. Когда-нибудь они все равно закончатся. K тому же уже прошло три дня, как мы прилетели. Проходит все, пройдет и это.
Глеб покачал головой:
— Но ты все же гражданский человек, и знать что такое война, тебе вряд ли надо.
— He знаю. Мне кажется, что в жизни надо посмотреть все.
— Да, но кроме войны. Война — это слишком плохое зрелище, чтобы хотеть на него посмотреть…
Вдруг Олег почувствовал, как к горлу подкатился приступ рвоты. Он, толкнув чуть Лунина, повернулся назад, и его вырвало прямо на аккуратно сложенные дрова у печки-«буржуйки». Прокашлялся.
— Это кто там? — спросил Шевченко, услышав знакомый звук. — He вижу…
— Переводчик наш… — отозвался за Олега Иванов. — Пить еще не умеет…
— Выведите его на свежий воздух. Пусть немного проветрится…
Иванов выбрался из-за «стола» и, подхватив Олега, пошел к выходу.
Снаружи было довольно прохладно. Небо было звездное, чистое.
— Освежись, — сказал Иванов.
— Мне уже лучше, — сказал Олег, вдохнув свежего воздуха.
Иванов посмотрел на горы и вдруг указал на вершины, хорошо видимые на фоне неба:
— За горами Улус-Керт. Три недели назад там, в горах, почти полностью погибла рота второго батальона сто четвертого полка. Капитан вдруг повернулся к Олегу и, глядя в глаза, прямо спросил: — A ты готов вот прямо здесь и сейчас умереть?
Олег попытался представить себе, как это будет выглядеть, но не смог, и сказал:
— Наверно, нет. Я не знаю…
— Парни там тоже не хотели умирать. Они были окружены. Почти сутки они бились в полном окружении. Когда духи перебили почти всех, оставшиеся в живых вызвали на себя огонь полковой артиллерии. Снаряды смешали там все с землей. И наших парней и боевиков, и деревья, и кусты…
— Прямо как в кино, — восхищенно сказал Олег.
— B кино актеры умирают понарошку. A там, вон на тех сопках, их совсем не понарошку перемешало с землей. Два дня к ним не могли пробиться. Там погиб мой друг, с которым я вместе прослужил два года, прежде чем перейти в спецназ. Марк Евтюхин. Редкой души человек…
— Прости. Я не знал, — сказал Олег.
— Война забирает лучших людей, — задумчиво проговорил Глеб. — Она всегда забирает только самых лучших…
Иванов долго смотрел на вершины гор, а Олег больше не решался с ним заговорить. Но, спустя несколько минут, Глеб повернулся:
— Ты освежился?
— Да, — кивнул Олег. — Только пить больше не могу.
— Твое дело.
— A как на меня мужики смотреть будут?
— He думай об этом.
— Как не думать? Лунин все подливает и подливает…
— He хочешь — не пей. Им больше достанется…
Они вошли в палатку и сели на свои места. Олега кружка уже была наполнена на половину. Олег еще пару раз пригубил водку, но больше только имитируя питье. Лунин заметил это и потрепал его за плечо:
— Это Кавказ, Олег, страна вина и чачи. Пей.
— Я не хочу. He могу больше.
— Значит ты не джигит, — усмехнулся Дима.
— He джигит, — согласился Олег.
Лунин, утратив к Олегу интерес, повернулся к прежним собеседникам.
Олег снова уперся во взгляд Иванова. Глеб смотрел с сожалением и Олег не мог понять, почему он так на него смотрит.
— Ты же молод. Совсем еще молод, — тихо сказал Глеб, — Зачем тебе эта война. Что, не было другой работы?
— B армию меня призвали на два года, — объяснил Олег. — B штабе округа меня распределили в вашу бригаду.
— Значит, ты есть «пиджак», — сказал Глеб. — Или, по-другому, «двугадюшник».
— Кто? — не понял Олег.
