— Зря мы сюда прилетели… — усмехнулся Букреев. — Когда тут такие специалисты есть…
Вечером вернулся Иванов, а все оставшиеся в отряде «подсолнухи» наоборот, улетели тем же бортом. Глеб в штабной палатке в окружении офицеров начал рассказывать:
— Прилетели мы на Ханкалу… вылезли из вертушки, никто нас не встречает. Ну, думаю, информация еще не прошла по операции. Вытащили тело из вертолета, уложили на траву. Сидим, ждем. Дудаев тоже сидит, вертолеты, гад, считает. Проходит полчаса, подходит солдат и спрашивает, кто мы такие и чего сидим на площадке. Часовой, оказывается…
Иванов усмехнулся про себя, отхлебнул чаю и продолжил:
— Я послал его за начальником караула. Тот приходит, говорю ему, мол, приведи сюда оперативного дежурного по базе… я, говорю, из спецразведки, и только что прибыл с задания… а сам сижу с автоматом наготове, да и сержант мой готов стрелять в любого, кто на документы позарится… — Иванов замолчал, переводя дух.
— Ну, Глеб, что дальше было? — спросил Олег. — He томи…
— Сидим дальше. Пришли наши вертолетчики, уже позавтракали и собираются улетать. Видят нас, смеются, спрашивают, зачем мы этого Мовсаева кончили, если он тут все равно никому не нужен… короче, прибегает помощник дежурного. Опять — кто такие, чего тут сидите… ну вот как им еще объяснять? Я как рявкнул на него, ну, в общем, послал, и объяснил куда. Наконец-то появился какой-то опер от фэбосов. Тот сразу смекнул, что к чему, и через пять минут их возле нас уже человек шесть собралось, отдайте, говорят, документацию и этого племянника Дудаева…
— A вы? — спросил Самойлов.
— A мы стволы наружу — никого, мол, не подпустим…
— A они?
— Короче так друг на друга немного покидались, приехал на УАЗике генерал. Как только до него дошло, кто мы и откуда, что там только началось! Через двадцать минут там такая толпа скопилась! Даже телевидение приехало, и давай снимать труп Мовсаева! Потом уже наши мужики из разведцентра появились, стало спокойнее. Мовсаева увезли куда-то, Дудаева так и отдали контрразведчикам, а документы разведчики себе забрали. A документы там на все сто! Там все: весь списочный состав ичкерийского юго- восточного фронта, вся духовская агентура в штабе нашей группировки, куча финансовых документов… короче, все. Мы когда улетали, разведчики с фэбосами уже кого-то арестовывать собрались в штабе, какого-то полковника, который духам всю информацию сливал…
— Убивать его надо было… мерзавца…
— A еще один подполковник, зампотыл отряда спецназа, тоже у чехов на связи состоял, оружие духам продавал, информацию сливал… это я сам вычитал, пока на аэродроме сидел, никому не нужный…
— Валить таких надо… перед строем отряда… мы тут по горам своих товарищей теряем, а они нас же, своих же, сдают…
Организовали ужин. Открыли водку. Третий встали. Надо было молча, но Романов не удержался:
— B один день столько ребят потеряли… пусть земля им будет пухом.
Выпили. Постояли немного, не закусывая…
Будь ты проклята, эта война…
Утром Романов вызвал к себе Олега, и, когда тот зашел, начал без длительных предисловий:
— Ты знаешь, сколько стоит сделать Вите Данилову операцию?
— He помню точно, но что-то около двадцати или тридцати тысяч… — навскидку ответил Олег.
— Слушай меня внимательно, Олег, — командир обернулся, будто смотря, подслушивает за ними кто- нибудь, или нет…
— Слушаю…
— Слышал когда-нибудь, что такое «общак»?
— Ну, в общем, да. Это такая централизованная касса, в которой преступники накапливают деньги с целью помощи тем, кто сидит…
— Правильно, но я про другое. B спецназе тоже есть свой «общак». Только он служит для других целей…
— Вы это к чему?
— Я это к тому, что иногда нам удается захватить довольно приличные суммы денег у боевиков… и не всегда это фальшивки, как любят говорить по телевизору. Боевики — ребята серьезные, поэтому и работают серьезно. За фальшивками сюда наемники не едут…
— Знаю.
— Так вот. B спецназе существует негласное правило часть захваченных денег не сдавать как обычно, а оставлять у себя.
— Я понял, товарищ подполковник, — Олег посмотрел Романову в глаза: — Наше горячо любимое государство запросто может выставить человека на войну, но получи человек ранение, государство вылечить его не может…
— Правильно, Олег. Эти деньги идут нашим же бойцам и командирам — на лечение, на лекарства, на протезы… и это правильно. Если государство не может заплатить за лечение своим защитникам, то пусть это делается за счет самих же боевиков…
— Я догадывался, что нечто подобное существует… — тихо сказал Олег.
Романов вынул из пакета несколько пачек американских долларов и аккуратно сложил их на столе:
— Вот это надо передать на лечение лейтенанта Данилова. Так как я тебе доверяю полностью, эту миссию выполнишь ты.
— Что я должен сделать?
— Ты говорил, что твой отец работает в министерстве иностранных дел…
— Да, и мама тоже.
— Значит, что ты сможешь организовать Данилову койку в хорошей клинике где-нибудь в Германии. Насколько я знаю, именно там очень хорошо развита нейрохирургия…
— Дайте мне связь, и я сегодня же этим займусь.
— Хорошо. Сейчас я тебе организую спутниковый телефон… пошли за мной…
Они прошли в палатку связи. Романов указал на дипломат спутникового телефона, которым только недавно снабдили отряд:
— Пользуйся…
— Как? — спросил Олег.
— Как обычным телефоном…
Олег попытался вспомнить домашний номер телефона, но не смог. Усмехнулся про себя — война не особенно способствует развитию, и сохранению интеллекта… попробовал пальцами, стараясь не думать, стараясь положиться на тактильную память, и пальцы сами набрали нужный номер.
— Слушаю… — раздался в трубке родной голос.
— Здравствуй мама, это я…
Вертолетом группа офицеров отряда прибыла на Ханкалу, чтобы принять участие в очередном серьезном планировании очередной серьезной операции. Олег напросился на борт, и Романов, сжалившись, взял его, понимая, куда так рвался старший лейтенант.
Вместе с Кирилловым Олег вошел на территорию госпиталя и первым делом направился к палаткам, где жил персонал. Вдруг он увидел, что на том месте, где раньше стояли жилые палатки, теперь располагался автопарк.
— Вот так дела… — Олег обернулся, ища у кого спросить, увидел проходящего бойца: — Слышь, боец, а куда палатки подевались?
— Убрали их.
— Зачем?
— A зачем они пустые нужны?
