Блестящие и проницательные, темные, несколько кошачьи глаза и великолепно подкрученные усы в духе кайзера. Казалось, не хватает лишь монокля.
– Конечно же, автором является Гастингс. Он, как доктор Ватсон, терпеливо описывает все мои приключения.
– Но ходят слухи, что вы и сами иногда беретесь за перо и дарите миру восхитительные сюжеты?
– Если мсье Пуаро что-то и дарит миру, то только не сюжеты, – пошутил издатель Пален. – Тиражи огромны и гонорары тоже, не правда ли, мсье Пуаро?
Пуаро весело блеснул глазами.
– Это верно, доходы от литературной деятельности превысили мои гонорары частнопрактикующего сыщика. Но, возвращаясь к сюжетам, – их дарит сама жизнь. Вряд ли господин Пален смог бы заработать на наших книгах миллионы, если бы за ними не стояли реальные дела, раскрытые с помощью маленьких серых клеточек мозга.
Пуаро поднес палец к своей похожей на яйцо голове. Он явно упивался вниманием к собственной персоне. Тщеславие, безусловно, было частью его натуры.
– Кстати, серые клеточки мозга необходимо подпитывать! – воскликнул Умберто. – Сласти подходят для этого наилучшим образом. Пора возвращаться к столу, сейчас подадут десерт!
Действительно, «Мадлен» уже достали из «холодной» комнаты и осветили софитами. Лазерная установка для разрезки торта замигала огоньками загрузки, и, главное – симпатичный полицейский со снайперской винтовкой под аплодисменты публики начал подъем на крышу ангара.
– Я в восторге, этот проект просто чудо, – к компании издателей и литераторов присоединился Боббер. – Захаров мой любимый художник! Убийство «Мадлен» – истинный шедевр. Я приобрел все права и собираюсь повторить проект будущим летом в Гуггенхайме. Вы знакомы с Захаровым? Вон он.
Все дружно повернули головы в сторону художника. Пуаро чуть дольше, чем требовало приличие, задержал проницательный взгляд на высокой фигуре, напоминающей Дон Кихота.
Захаров, как обычно, чуть сутулясь, разговаривал с Абрамом Зоном, рядом стояли Кабаков и профессор искусствознания Гройс.
– Который час? – спросил Боббер. Он по обыкновению был без часов.
– Ровно без четверти полночь, – ответил Пуаро, взглянув на свой старомодный, раскладной хронометр.
– Ну вот, сейчас начнется, – Боббер заметно волновался.
Вспыхнул огромный мультимедийный экран. Вышколенные официанты принялись раздавать дистанционные пульты.
– У вас, господа, есть всего одиннадцать минут, чтобы сделать заказ, пользуйтесь электронным меню и выбирайте самые лакомые кусочки! В 23.54 снайпер выстрелит в пирожное и активирует лазерную установку, торт будет разрезан и каждый получит то, что заказал! – Великолепно! – с восторгом произнес Бонпиани.
Пуаро внимательно разглядывал пульт. Его усы подрагивали.
Между тем часы на экране начали отсчет времени, позиции меню стремительно сокращались. Близилась развязка вечера. Оркестр готовился сыграть реквием. Оставались секунды. Наконец, время вышло.
Толпа затихла – ничего не случилось. Жесткие тени очертили напряженные скулы Боббера. Он вытянул шею и взглянул на экран холодным взглядом. Губы его побледнели, он уже собирался сказать что-то ближайшему официанту, но в этот момент раздался легкий хлопок. Маленькое облачко сахарной пудры взвилось над пирожным, лазерная установка ожила, каждый сегмент с заказанной сластью осветился тонким лазерным лучом, прозвучала могучая музыкальная фраза, и торт раскрылся как цветок!
Аплодисменты.
Гости устремились к исполинскому пирожному, лишь Абрам Зон покачнулся, приложил руку к груди и упал на землю, забрызгав хлынувшей кровью штиблеты и брюки профессора Гройса.
Самые проворные гости уже ухватили свои куски «Мадлен», когда раздались первые крики ужаса. Захаров стоял на коленях рядом с Абрамом, Лучников обрывисто давал указания дюжему помощнику. Боббер под прикрытием телохранителей быстрыми шагами удалялся в сторону дома. Адам, как во сне, смотрел на происходящее. Пуаро выглядел растерянным.
– Наш великий сыщик что-то не похож сам на себя, – шепнул Умберто Бонпиани.
– Пиздеть – не мешки ворочать, – отозвался тот, ехидно поглядывая на оторопевшего Палена.
Внезапно шум борьбы обратил внимание всех на чердак ангара.
– Снайпер! – раздались выкрики.
Толпа бросилась вперед.
– Арестовать, растерзать!
Наверху, очевидно, шла драка. Вдруг еще один выстрел – совсем другой: сухой и громкий.
– Сюда, скорее!
Первые храбрецы ворвались в чердачное помещение.
Следы борьбы были видны повсюду. У окна рядом со снайперской винтовкой лежал на боку казавшийся симпатичным полицейский. Порванная одежда, царапины на лице. На шее зияло страшное отверстие – он был мертв. В углу, тяжело дыша и опираясь на стену, стоял Гастингс, в руке дымился пистолет, из разбитой головы лилась кровь.
Комиссар Шварцвальд приехал на место преступления в половине третьего ночи. Его подняли с постели, и чтобы проснуться, он выпил рюмку коньяку. Дорожных полицаев Шварцвальд не боялся, ему было наплевать на их патрули. Как и остальные жители Германии, он презирал этих негодяев, но не боялся. Не комиссару криминальной полиции расшаркиваться перед грабителями с большой дороги. Наверное, он бы не остановился, если бы подонки посмели его тормознуть. Шварцвальд гнал свой потрепанный VAZ на полной скорости, километр за километром приближаясь к усадьбе «Эйбесфельд», в которой (ему всегда так казалось) рано или поздно должно было случиться что-то ужасное.
Абрама Зона увезли в реанимацию. Пуля пробила легкое, однако шанс остаться в живых был. Снайпер метил в сердце, но промахнулся. «Повезло», – подумал про себя опытный Шварцвальд. По телефону он попросил местную охрану никого не выпускать из усадьбы, но, как выяснилось, многие разъехались сразу после покушения. Оказавшись на месте, комиссар понял, что опросить даже тех, кто остался, вот так, по горячим следам, дело невозможное, да и ненужное. Картина преступления совершенно ясная. Необходимо осмотреть место действия и переговорить с участниками – прежде всего с капитаном Гастингсом, ну и, наверное, с господином Боббером.
– Скажите, Гастингс, как вы оказались наверху? Зачем?
Шварцвальд набил трубку и готовился получить удовольствие от допроса. Гастингс выглядел уставшим. Голова перевязана, скорее всего, он испытывал дискомфорт.
– Я увидел, как упал Зон, и бросился наверх, чтобы задержать снайпера.
– У вас, конечно, есть разрешение на ношение оружия?
– Естественно, я сыщик…
– Ах да, совсем забыл.
Шварцвальд почесал бороду, ладонью прикрывая скользнувшую по губам улыбку. Сыщик! Гламурный хлыщ, зашибающий деньгу, пописывая рассказы про своего чудаковатого дружка. Где, кстати, он?
– Скажите, а мсье Пуаро уже осмотрел место преступления?
Шварцвальд произнес слово «преступление» с нажимом. Произнес и устремил взгляд выпуклых глаз на Гастингса. Интересно, что будет делать теперь этот лощеный писака, ему ведь грозят серьезные неприятности. Никому не может быть позволено вот так расправляться с ценнейшим свидетелем, который теперь вряд ли укажет на заказчика.
Гастингс, очевидно, почувствовал неприязнь комиссара.
– Я… я не знаю, как это получилось. Мы столкнулись с этим полицейским … с киллером лицом к лицу. Я хотел задержать его, завязалась драка… в какой-то момент я выстрелил… Не знаю, вышло как-то…
– Вышло хреново! – Шварцвальд поднялся. – Вынужден вас задержать, мистер Гастингс, боюсь, ближайшие светские рауты посещать не придется.
Отдав необходимые указания, комиссар вышел в сад. Разговор с Боббером он решил отложить на потом. Пусть подождет, помаринуется. Сейчас следовало подняться на чердак ангара. Шварцвальд миновал
