— …мелирование, а еще, пожалуйста, подвейте немного кончики. И не забудьте про педикюр!
Голос был таким громким, что от него содрогались кроны осенявших бульвар пальм.
— Какой здоровенный педик!
Мы со Жбаном прижались носами к стеклу. Стекло было витриной то ли цирюльни, то ли салона красоты. На вывеске значилось «В гостях у мадемуазель Ве**ры». Две средние буквы в имени владелицы то ли отвалились, то ли их убрали специально. К названию прилагалась картинка с пышногрудой красоткой — видимо, самой мадемуазель. Сквозь горы баночек, бутылочек и флаконов с золочеными пробками виднелась внутренность заведения. Там, внутри, сидел на кресле перед зеркалом огромный накачанный мужик. Бронзовый загар его плохо сочетался с ядовито-розовым лаком на ногтях. Мужик помахивал рукой в воздухе — похоже, сушил лак. Вокруг атлета суетился маленький, лысоватый и невзрачный, с полотенцем и помазком.
Филин, который считал ниже своего достоинства пялиться сквозь витрину, подошел ближе.
— Это не педик.
— Ну да, а кто же? Ты на ногти его посмотри!
Жбан восхищенно ткнул пальцем, оставив на стекле грязный отпечаток.
— Это… Это, дети мои, Геракл.
Мы со Жбаном развернулись и уставились на Филина.
Я осторожно потрогал его лоб и спросил:
— У тебя, случаем, жара нет? На солнышке перегрелся?
Филин снисходительно улыбнулся.
— Пока ты охотился на ужей и строил глазки дриадам, я обучался. Знаешь, что это значит? Я читал книжки, посещал музеи и картинные галереи. В том числе и те, где во многих копиях тиражировался наш герой.
Он повел подбородком в сторону цирюльни. Тыкать пальцем Филину не позволяло изящное воспитание.
Жбан растерянно улыбнулся. Образованность всегда его подавляла.
— Верно, — неожиданно буркнул он. — Вон, шкура лежит.
— Она полосатая, — тактично заметил я, — и полоски зеленые.
— Ну да, полосатая. Тигриная. Помню, нам Аристотель что-то впаривал… «Рыцарь в тигриной шкуре» или что-то вроде того.
Я ограничился вздохом. Филин озвучил мою мысль:
— Всем ты хорош, Жбан, но для полного совершенства тебе стоило бы родиться немым.
Пока Жбан обдумывал оскорбление и сжимал кулаки, на пороге заведения появилась грудь. Грудь несла за собой небольшую изящную головку с обесцвеченными локонами — всем хорошую головку, кабы не два лишних подбородка. За головкой двигалось и остальное тело. Рыжие ресницы моргнули, и увеличенная копия красотки с вывески пропела:
— Мальчики! Что будем делать? Стрижка, бритье, массаж? Орошение кишечника?
Зеленые глаза хозяйки рассеяно скользили по нашим лицам, пока не остановились на моем. Тут они расширились, и на лице женщины заиграла хищная улыбка. С неожиданной для такой толстушки прытью она подлетела ко мне, и, прежде чем я успел опомниться, пылко обняла.
— Наконец-то! Ах ты негодник, ты заставил-таки себя ждать! Волосики совсем пыльные, глазки усталые-усталые. Ну, дай же, дай же я поцелую моего птенчика…
Яростно пахнуло парфюмом. В глубоком вырезе платья обнаружилось нечто розовое, пышное и тестообразное. Жаркие выпуклости обтекли меня и вобрали, и я совсем уж было потерялся в этом пиршестве плоти, когда мою обожательницу с силой от меня оторвали.
— Ах ты шалава! — взвизгнула Паллада, и, тряхнув мышиной шевелюрой, отвесила красотке пощечину.
— Руки прочь от него, прочь, старая сучка!
За первой пощечиной последовала вторая, бросившая воющую красотку в пыль.
Я, распахнув рот, глядел на это непотребство. Афина выпрямилась, подбоченилась, ноздри у нее воинственно трепетали, а глаза сверкали. На секунду — на долю секунды — явилась мне стройная воительница, гордая, статная, платиноволосая. Косы на ее голове уложены были блестящим шлемом. Явилась — и сгинула, оставив прежнюю немытую бабенку. Та, впрочем, тоже не задержалась, и, погрозив мне пальцем, растаяла в воздухе.
— Ы, — сказал я.
— Караул! — визжала мадемуазель Вера. — Грабят, убивают, насилуют! Герик, Герочка, пусик, ну что же ты сидишь! Помогите, люди, женщину убили!
Жбан дернул меня за руку. Гигант в кресле заворочался, воздвигся во весь свой немалый рост. Цирюльник пискнул и нырнул куда-то за шторку. Геракл сморщился, буркнул:
— Иду уже, иду, — и потащил из-под кресла здоровенную узловатую палицу.
Филин процедил сквозь зубы:
— По-моему, пора убираться.
— Не бегал я еще от всяких педиков.
Я принялся засучивать рукава, но Филин и Жбан вцепились в меня с двух сторон и потащили прочь.
— Педик или нет, — гудел в ухо Филин, — а все равно величайший герой Эллады. Он тебя в коровью лепешку размажет.
Я дернулся для порядка еще пару раз, но парни держали крепко.
— Ну и зачем мы приехали в этот гребаный Дит?
Мы втроем сидели в Макдоналдсе и ели рекламные гамбургеры («Купите один гамбургер и вы получите два чизбургера и гигантскую порцию картофеля фри, а также рекламную статуэтку сфинкса АБСОЛЮТНО БЕСПЛАТНО!»).
— А Царь там, небось, голодает.
Добрый Жбан завернул половинку гамбургера и отложил в сторону. Я немного подумал и прикончил свой.
— Что мы увидели, кроме двух десятков разжиревших героев, кинотеатров на каждом углу и трех брокерских фирм?
В кои-то веки в словах Жбана был некоторый резон.
Филин скучливо сдирал краску со стакана Колы.
— Можешь повторить дословно, что она тебе сказала?
— А я помню? — ощетинился я. — Сказала, поезжай в Дит. Там про руно узнаешь.
Насчет второй части я не был уверен, но сдаваться не собирался.
— А мне вот интересно, почему эта тетка на Мака набросилась, — встрял Жбан. — И почему ты ее отметелил.
— Я ее не бил! — возмутился я.
Жбан ухмыльнулся.
— Ага. А кто же? Может, Минерва возревновала и как по морде тетку хрясь!
Я яростно уставился на Жбана, размышляя, не отметелить ли заодно и его. Филин отхлебнул своего пойла и спокойно заметил:
— Ну, с теткой-то как раз все понятно.
Может, Филину и было понятно, но мы со Жбаном только осоловело мигнули.
Филин колупнул стакан еще раз и объяснил:
— Она твоего отца видела. Тебе ведь не раз говорили, что вы очень похожи? Вот она и перепутала.
У меня аж дыхание сперло, однако виду я не подал.
— Ты уверен?
— Логика — мать всех наук.
— Значит, — медленно протянул я, — значит, отец тоже был здесь. Искал здесь что-то.
