День первый
…Красноватое сияние пробилось сквозь веки. Веко. Еще не придя толком в сознание, я поднял руку и ощупал лицо. Кто?то заботливо передвинул мою черную повязку справа налево. Если этого не сделал я сам…
Я наконец?то справился с непокорным веком, и в глаза мне ударило зеленым и ослепительно?белым. Пришлось срочно закрыться ладонью, потому что оно жгло, жгло красным даже сквозь пальцы, жгло и невыносимо слепило меня, тюремного червяка — это ликующее летнее солнце!
Когда я решился взглянуть снова, вокруг проявился сад. Я недоверчиво ощупал то, на чем сидел. Деревянная скамейка. Свежая зеленая краска. Зеленые столбы беседки. Зеленые листья яблонь, коричневые стволы. Белые лепестки. Так много белого… Солнечные пятна в траве. Ветер пахнул мне в лицо цветочным ароматом, водой. Нагретой на солнце крышей. Скипидаром от перил.
— Я сплю, — пробормотал я и нерешительно шевельнулся, боясь спугнуть чудесный сон.
Что?то потянуло меня за левую руку. Я перевел взгляд — и обнаружил, что на моем левом запястье блестит металлический наручник. Короткая цепь соединяла его со вторым наручником, защелкнутом на огораживающей беседку решетке. Решетка была железной. Я подергал — держало прочно. Что еще более интересно, на мне был все тот же опостылевший тюремный комбинезон с большим оранжевым номером. Я протянул руку, чтобы оторвать ненавистную бирку…
И тут наконец я узнал беседку. Ее недавно перекрасили, да я никогда и не видел этого сада в цветении — вот почему не сообразил сразу. Я попробовал приподняться, чтобы разглядеть дом за стволами яблонь. Не тут?то было. Кто?то надежно приковал мою щиколотку ко все той же решетке.
— Касьянов! — заорал я. — Сволочь однорукая! Ты что творишь?!
То есть хотел заорать. Голос мой прозвучал так слабо и хрипло, что я и сам удивился. Сглотнул. В горле было суше, чем в кружке ирландца. А, ну правильно, в последний раз пил я из лужи на полу карцера. Остатки воды. Которой меня так щедро поливали из брандспойта. И было это сколько — неделю назад? Десять дней?
Карцер. Блок «К». Тюрьма. Царство Эрлика. Где я, Хель меня задери?
— Касьянов? — нерешительно повторил я.
И голос, несомненно знакомый — только вот чей? — ответил из?за яблоневых стволов:
— Боюсь, вы находитесь в заблуждении. Касьянова Матвея Афанасьевича здесь нет. Пока.
Чей же голос? Я попытался высмотреть говорящего, но не увидел ничего, кроме цветущих яблонь.
— Пока что? Где вы? С кем я вообще говорю?
— Я предпочел бы вести беседу отсюда, если вы не возражаете. По крайней мере, до того момента, пока вы не придете в себя.
— Я в себе.
Из зарослей хмыкнуло.
— Сомневаюсь. Вы довольно многое перенесли за последние недели. Я, если честно, надеялся, что наша встреча состоится раньше. Как бы то ни было… я бы на вашем месте подкрепился.
Я так увлечен был разглядыванием солнечного сада и поисками моего невидимого собеседника, что лишь сейчас заметил: в беседке накрыт стол. Белая скатерть. Графины с апельсиновым соком, блюдо с бутербродами, глубокая миска со свежей клубникой. Знакомые фарфоровые чашки. Масло в масленке, украшенной чеканкой. Серебряный кофейник. Печенье. Шоколад. Сливки. В глазах у меня помутилось.
Когда я запихивал в глотку третий или четвертый бутерброд, заливая все это вторым по счету графином сока, Голос Из Зарослей произнес озабоченно:
— Не увлекайтесь. А то как бы вам не стало дурно после долгой голодовки.
Я поспешно дожрал остатки хлеба, жадно оглядел поднос и лишь затем ответил:
— Послушайте, кто вы там есть. Может, прекратим играть в Чудовище и Красавца? Давайте вы выйдите оттуда, где прячетесь, и расскажете, что вам от меня надо.
Голос хмыкнул.
— Мне от вас ничего не надо. А вот вам, похоже, от меня что?то нужно. Могу даже предположить, что. Поглядите направо.
И я поглядел. На скамейке напротив меня — так, чтобы едва?едва дотянуться кончиками пальцев свободной руки — лежал большой меч в ножнах. Сердце мое глухо стукнуло. И ножны, и рукоять меча были покрыты толстым слоем ржавчины. Кожаные ножны! Откуда, Фенрир заешь, на них взяться ржавчине?! Однако вот она, ползет и пошевеливается, обволакивает несчастное оружие все новыми и новыми слоями.
За моей спиной скрипнули деревянные доски.
— Вы хотели меня видеть?
Я резко обернулся, и сквозь секундное головокружение уставился в светло?серые глаза.
— Вы?!
Обладатель светлых глаз улыбнулся очень знакомой улыбкой.
— А кого вы ожидали встретить?
Моя рука сама дернулась к мечу. Пальцы уже почти коснулись осыпающей ржавую чешую рукояти, когда стоящий у входа в беседку вытянул катану из ножен. Да, из тех самых ножен за спиной. Только лезвие катаны не отразило солнечного света. Катана была ржавая.
Я отдернул пальцы.
Я усмехнулся криво — и все же сумел усмехнуться.
— Эрлик Владыка Мертвых, если вы хотели сойти за вашего сына, вам следовало бы лучше заботиться об оружии.
И сорвал повязку с левого глаза.
Не было никакого сада. Все тот же волглый лес, сухие серые ветки, лишайник, набрякшее бурыми тучами небо без солнца. Не беседка, а развалина в трухе и древесной гнили. Ржавое железо решетки. Я оглянулся на стол, и к горлу подкатила тошнота. Тухлая болотная вода наполняла графины. В хлебной мякоти копошились черви. Когда я перевел взгляд на хозяина этих мест, меня наконец вырвало.
— Жаль, очень жаль, — услышал я сквозь звуки собственных спазмов.
