— Здесь нет!
Улла подошла к Рахикке. Они о чем — то разговаривали, понизив голос. Когда Янне приблизился к ним, они умолкли.
— Тогда я, наверное, потерял их, — сказал Рахикка и пошарил у себя в кармане. — Сбегал бы, купил в кофейне, а?
Рахикка дал Янне крону. Добежав до двора, Янне оглянулся. Изо рта Рахикки лилась речь. И его руки тоже разговаривали, Рахикка размахивал ими и подводил черту под словами. В душу Янне закралось сомнение: если Рахикка хочет избавиться от него, чтобы он не слышал, то покупка спичек всего лишь уловка…
— Я сперва забегу домой за шапкой! — крикнул Янне.
Он прошмыгнул в дом. Мать прятала спички в шкаф за мешочки с мукой. Он сунул коробок в карман и, выйдя во двор, крикнул:
— Я мигом обернусь!
Янне выбежал на дорогу. Рахикка уже не мог видеть его. Он обогнул первый дом, поднялся по тропинке к ореховым кустам, согнувшись, бросился к фасаду хозяйственной постройки и остановился.
Улла и Рахикка все продолжали разговаривать.
Но ему нужно было подобраться к ним ближе — гораздо ближе: здесь, у фасада, их речь слышалась далеким бормотаньем. Он крадучись обогнул угол и тесно прижался к стене. Корзина с бельем была прямо перед ним, пень, на котором сидел Рахикка, был скрыт углом постройки. Он прополз мимо клетушек — сараев Блумберга, Лемпиненов и Виртанена и притаился за последней дверью. Улла и Рахикка были в пяти — шести метрах от него.
Затаив дыхание он прислушался.
— Конечно, я иногда подумываю о возвращении в Финляндию, все об этом думают, — сказала Улла, — но это немножко страшно. А вдруг там скажут, что нет работы, давай, баба, топай в другое место. Мне уже так говорили.
— Я мог бы помочь.
Улла долго молчала. Наконец она сказала:
— Послушай, почему ты так хочешь, чтобы я уехала в Финляндию?
Послышалось сопение трубки. Янне потянул носом воздух, но запаха табачного дыма не уловил. Наверное, Рахикка посасывал пустую трубку.
Затем голос Рахикки зазвучал вновь.
— Я думаю о благе Пертти. Он должен уехать отсюда.
— Почему?
— Чтобы найти себе язык.
— Шведский разве не язык?
— Это, конечно, так, но…
С того места, где был пень, послышался звук шагов, и на стволе сосны затрепетала темная тень. Рахикка встал и теперь ходил взад и вперед.
— Видишь ли… Если бы Пертти мог… Как бы это тебе сказать…
— Говори, не стесняйся. Мне не привыкать.
— Пертти может угодить в школу для умственно отсталых.
За углом раздался вскрик, он вырвался из груди Уллы. Тотчас вслед за вскриком Улла сказала пронзительным голосом:
— О чем ты? Я, наверно, ослышалась…
— Ты услышала верно.
— Школа для умственно отсталых… У меня глаза со стыда лопнут. Что скажут люди? Нет, этого не может быть, не может быть!
— Так я слышал. Пертти страшно отстал.
— Но я все делаю для него, стараюсь разговаривать с ним по — шведски, чтобы он учился, чтобы ему было легче в школе…
— А ты по — фински должна была бы с ним говорить.
— Опять ты твердишь одно и то же. Не верю я тебе.
— Но так обстоит дело.
— Назови хоть одну причину.
Послышался вздох. И снова засопела трубка, на этот раз яростно.
— Если Пертти… Когда он… Слова составляют пары с понятиями… Я не могу это в точности объяснить…
— Так же, как ложь не обращается в правду.
— Есть различные слова…
— Слова как слова.
Когда Рахикка злился, его голос понижался, и казалось, будто он говорит из бочки. Так и теперь он говорил этим голосом как из бочки:
— Хорошо. Возьмем что — нибудь для примера. Ты знаешь, что означает слово «мягкий»?
— Сказать тебе по — шведски?
— Нет, по — фински.
— Ну, это когда человек добрый, нежный… — Улла чуть — чуть хихикнула. — И может ласкать маленького…
— Совершенно верно. И это такое, до чего нельзя дотрагиваться. Так?
— Глупый ты.
— А теперь я скажу тебе другое слово: милд. О чем оно тебе говорит?
— Это что — то по — шведски.
— Верно, «милд» — по — шведски «мягкий».
— Милд, милд! — Улла произнесла это слово тихо, а потом громко.
— Ну, а что ты думаешь, когда слышишь, что шведы говорят «милд»?
— Мягкий, конечно, добрый и нежный… и ласковый…
— Видишь, как легко ты выучила новое слово. Но вот подумай, почему это тебе далось так легко?
— Потому что ты учил меня этому.
— Нет.
— Потому что это такое удобное слово. Короткое.
— Нет, ты выучила его потому, что у тебя уже было наготове содержание этого слова по — фински. Тебе оставалось только поставить рядом с финским «мягкий» другое слово — «милд». Но если бы у тебя не было понятия о мягком, добром и нежном, что тогда?
— Тогда мне нужно развешать простыни на веревке.
— Ты и тогда могла бы научиться говорить милд, — поспешно заговорил Рахикка, — но это слово ничего бы для тебя не означало, ты повторяла бы его как попугай: милд, милд. милд. Ты могла бы осознать содержание слова только тогда, когда ты бы испытала, увидела, что «нежный», милд, — это то — то и то — то, и выглядит оно так — то и так — то, делает то — то и то — то. И все это нельзя охватить одним взглядом, как стул или стол: это понятие связано с другими. Это же относится и к чувствам. Тебе пришлось бы начать с самого начала, смотреть на чудеса мира глазами ребенка или остаться без слов.
— Ты имеешь в виду Пертти, ты говоришь о нем…
— Да, о нем.
— Что он будто бы остался без слов…
— Ну, он знает названия немногих предметов, но…
— Не стану я тебя слушать.
Улла показалась из — за угла и начала развешивать простыни. Рахикка подошел к ней. Улла исчезла за простыней. Рахикка последовал за ней. Лучи закатного солнца падали на простыню, и Янне на минуту увидел силуэты Рахикки и Уллы. Рахикка был как толстяк в кино, Улла казалась призраком с неестественно большой головой: она собрала волосы наверху, на макушке. Призрак тряс гигантской головой. Толстяк говорил и жестикулировал.
