Мак был убежден, что не потеряет «Янки» снова, особенно когда понял, что она идет к Атлантическому побережью США.
Несколькими днями позднее «Лэпон» все еще шла по следу «Янки». Мак начал наносить на карту район операции советской лодки, пожалуй, одно из самых важных разведсведений, которые он мог принести домой. Советская лодка обосновалась в районе, охватывающем около 200 тысяч квадратных миль. Она патрулировала, находясь на расстоянии 1500 и 2000 миль от побережья США.
До этого времени ВМС США считали, что Советский Союз будет посылать «Янки» на расстояние до 700 миль от американского побережья. Но открытие Мака позволило военно-морской разведке определить, что ракеты SS-N-6 на «Янки» имеют дальность стрельбы до 1200–1300 миль.
Если бы «Лэпон» не прошла по следу «Янки» так далеко, для США было бы трудно уследить за масштабами новой советской ядерной угрозы. Эти лодки плавали в новом квадрате, в то время как США искали бы их в 800 милях от своего побережья.
Теперь Мак нанес на карту точный курс «Янки. Выбрав один район, она бесцельно ходила в нем на скорости около 6 узлов, затем на скорости 12–16 узлов бросалась в другой район, потом снова снижала скорость. Каждые 90 минут, почти с точностью до секунды, „Янки“ меняла курс, иногда на 60 градусов, иногда больше.
Несколько раз в сутки она всплывала на глубину связи, по-видимому, чтобы принять радиосообщения, и каждую ночь, строго в 12 часов, всплывала на перископную глубину для вентиляции. По десять – пятнадцать раз в сутки она совершала полную циркуляцию, чтобы устранить подозрения и послушать, не ведется ли за ней слежка. Каждый раз, когда „Янки“ разворачивалась, „Лэпон“ разворачивалась вместе с ней, стараясь оставаться за кормой, слегка в стороне, закрытой обратным потоком собственных шумов „Янки“. Подводники США столь же регулярно развеивают сомнения, когда проводят свои операции, но никогда не делают это по расписанию. Деликатный вопрос о времени этих маневров решался путем жребия. Для этого в центральном посту „Лэпон“ специально хранилось два игральных кубика.
Один раз в сутки „Янки“ совершала на большой скорости маневр, который экипаж „Лэпон“ называл „Янки дудл“: советская лодка начинала двигаться по курсу, напоминающему цифру восемь, и завершала маневр, ложась на курс на 180 градусов отличающийся от курса в момент начала маневра. Поворачивая влево, она делала разворот на 180 градусов, потом на 90 градусов, затем на 270 градусов и заканчивала еще двумя поворотами на 90 градусов.
Первый набор поворотов, казалось, был предназначен для того, чтобы изобличить преследователя, который следует вблизи. Второй набор – чтобы обнаружить другую лодку, следующую в отдалении. Все эти маневрирования проводились обычно на большой скорости, иногда два раза подряд, и по времени занимали около часа.
Если бы гидролокатор на „Янки“ был более совершенным, это маневрирование могло стать эффективным. Но советские подводники допустили один просчет. „Лэпон“ могла услышать начало поворота и уйти с курса задолго до того, как „Янки“ обнаружат ее. Фактически операторы гидролокатора на „Лэпон“ поняли, что их локатор имеет дальность обнаружения, более чем в два раза превышающую дальность советского. При хороших условиях „Лэпон“ могла обнаружить надводный корабль с расстояния в 18 тыс. метров, а „Янки“ проходила на расстоянии 9 тыс. метров от того же самого надводного корабля, прежде чем она как-либо реагировала на него.
Поскольку слежка теперь превратилась в обычную рутину, Маку удалось отказаться от своих „клеваний носом“ вместо нормального сна. Он стал уходить в свою каюту и ложился поспать, хотя и не более 90 минут. И всегда оказывался в центральном посту, когда „Янки“ изменяла курс или начинала свою проверку на слежку. Во время одного из своих „клеваний носом“ Мак допустил свою самую большую ошибку за весь поход, а, возможно, и за всю свою карьеру. Кок из кают-компании разбудил Мака по совету молодого офицера, решившего, что Мак предпочтет отказаться от сна, чем пропустить свой ежевечерний заказ черничной сдобы. Ничего не понимающий, перепуганный Мак издал такой рев, что кок побежал, роняя сдобы и кофе. В этот момент Мак уничтожил, возможно, самую большую привилегию, когда-либо предложенную командиру подлодки, – свою любимую черничную сдобу, разрезанную пополам и намазанную внутри маслом. Никто больше не осмеливался внеурочно побеспокоить капитана ни на третью, ни на четвертую неделю похода. Наступила пятая неделя, о которой и пойдет речь.
К этому времени три вахтенных офицера „Лэпон“ поняли, что их вахты совпадали с вахтами офицеров на „Янки“. Каждый американец мог опознать теперь своего советского „партнера“ по его характерным особенностям при выполнении того или иного маневра. Они даже дали клички своим „партнерам“: между собой американские вахтенные офицеры даже стали заключать пари на то, кто лучше предскажет очередной маневр „Янки“. Чаще всего выигрывал вахтенный офицер Тиндалл. Гидроакустики также включились в игру, распознавая звуки, которые они перехватывали из внутренних помещений „Янки“. Звуки работы дрели, помпы, вплоть до туалетных звуков. Каждый раз, когда вахтенный гидроакустик слышал в наушниках звук вырывающегося воздуха, когда продувалась санитарная цистерна, он докладывал совершенно официально: „Центральный! Докладывает гидроакустик. На нас сейчас вылили дерьмо!“
Все члены экипажа на лодке вплоть до младшего кока жили азартом преследования. Мак разрешал каждому наблюдать, как наносится курс лодки на карты. Это очень стимулировало молодых подводников. Ведь они преследовали лодку, несущую на борту мощное советское вооружение. Царившее на „Лэпон“ возбуждение передалось и на берег. Мак хорошо изучил привычки командира „Янки“ и мог предугадывать, когда тот пойдет глубже. И в эти моменты всплывал на перископную глубину, давал короткое сообщение на противолодочные самолеты „Орион“, летавшие высоко над районом патрулирования „Янки“.
Все продолжалось хорошо до тех пор, пока один из самолетов „Орион“ чуть было не сорвал всю операцию. Пилот этого самолета подошел к поверхности океана ближе, чем было положено. Когда „Янки“ всплыла на перископную глубину, ее экипаж заметил этот самолет, и советская подлодка немедленно ушла на глубину. „Орион“ срочно ушел из зоны. Акустики на „Лэпон“ внимательно слушали отзвуки этой драмы, но сама американская лодка оставалась необнаруженной. Американцы понимали, что хотя „Орион“ и был замечен, тем не менее советские подводники, казалось, не знали, что их преследуют и в воде. Все это казалось правдой до тех пор, пока кто-то в Вашингтоне не совершил большую ошибку.
В подводных силах ходят слухи, что один из адмиралов военно-морской авиации, пожелавший остаться неизвестным, дал в газету утечку информации, которая могла привести к срыву всей операции. В этой информации прямо не указывалось, что „Лэпон“ преследует „Янки“, даже не говорилось, что эта подводная лодка оснащена баллистическими ракетами и бродит в 1500–2000 милях от побережья США. Но 9 октября 1969 года на первой странице газеты „Нью-Йорк таймс“ появилась статья под заголовком: „Новые советские подводные лодки более шумные, чем ожидалось“.
Тот, кто давал информацию для этой статьи, либо не знал о данных, полученных „Лэпон“, либо исказил их, потому что газета сообщала куда более утешительные данные, чем они были на самом деле. Мак убедился, что „Янки“ – наименее шумная из всех советских подлодок, хотя американские лодки отличались еще меньшим шумом.
Содержание статьи, разумеется, дошло до советских ВМС и до командира „Янки“, и это вскоре стало
