«Халибат» в то время находилась на судоверфи Маре-Айленд, около Сан-Франциско. В нее монтировали передвижную модель подводной лаборатории – компрессионную камеру, в которой водолазы будут акклиматизироваться к давлению воды, если им будет предстоять прогулка по морскому дну с целью подслушивания советского подводного кабеля. Но до этого «Халибат» должна поплавать над дном Охотского моря. Бредли нужны были соответствующие средства и политическая поддержка, необходимые для такой экспедиции.
Отдел Бредли все еще был своеобразной расчетной палатой для всех шпионских подводных операций. Он и его офицеры собирали заявки от руководящего состава Агентства национальной безопасности, Пентагона и Белого дома. Бредли имел право решать, проведение каких операций будет способствовать выполнению этих заявок: слежение за советскими подлодками, наблюдение за испытаниями ракет, перехват электронных сигналов… (Некоторые из этих операций были так же далеки от обычных разведывательных операций, как и воображение Бредли о подводном кабеле, и не все они увенчались успехом. В начале 1970-х годов группа подлодок была направлена в Сицилийский пролив расследовать то, что, по мнению американской разведки, было советской попыткой установить подводную систему, подобную американской системе подводных гидрофонов. Причем советская система казалась более сложной, чем те гидролокационные буи, которые британские корабли расстреляли за несколько лет до этого. Сначала была послана подлодка «Таллиби» (бортовой номер SSN-597), которая и нашла подозрительный кабель, подвешенный высоко над дном. Затем туда послали подлодку «Лейкон» с задачей зацепить этот кабель, но попытка оказалась безуспешной. После этого послали подлодку «Си Хорс» (бортовой номер SSN-669) и мини-подлодку Риковера NR-1. «Си Хорс» с помощью своего гидролокатора наблюдала кабель и направляла к нему экипаж мини-подлодки, состоявший из двух человек. Пожалуй, это была первая операция мини- подлодки. Наконец, мини-подлодка подошла достаточно близко и выяснила, что предмет, который принимали за советскую подводную систему, на самом деле оказался итальянским телефонным кабелем, затонувшим еще в годы Второй мировой войны.)
После этого Бредли предстояло «продать» эти операции командующим флотами, за которыми все еще оставалось последнее слово, посылать или не посылать подлодки. И если посылать, то куда. Бредли уже десятки раз летал то в Перл-Харбор, то в Норфолк, то в Йокосуки (Япония) для инструктажа командиров и принятия от них докладов по возвращении из операций. И он заслужил их уважение и доверие. Более того, сама смелость операции по подслушиванию кабеля окажется скорее всего привлекательной для этих людей.
А вот согласование этого вопроса в Вашингтоне требовало больше усилий. Бредли знал, как добиться уважения в этом столичном городе, где информация считается валютой и распространяется по аморфному принципу: «только та, которая необходима для исполнения прямых служебных обязанностей». В этом городе ваш вес в обществе оценивается вашей возможностью доступа к информации. И Бредли успешно пользовался этим, предлагая доступ к информации в обмен на одобрение своего проекта, подавая факты в обрамлении туманных романтических чудес подводного мира.
Идея Бредли о поисках советского кабеля выглядела привлекательно. Если этот кабель действительно существует, то обнаружение его и перехват информации дадут его отделу выход на очень высокий уровень и такое финансирование, которое не могла бы принести ни одна из задуманных ранее операций. Бредли начал уже подсчитывать свой успех в долларах.
Пока его программа имела деньги, у него и власти было больше, чем у любого другого капитана первого ранга. Он докладывал о своих делах только контр-адмиралу Харлфингеру, начальнику военно-морской разведки, и через него адмиралу Зумвольту, начальнику военно-морских операций. И тем не менее Бредли оставался капитаном первого ранга в Вашингтоне, где полно адмиралов, и простым офицером разведки в столичном городе, где старшие «спуки» докладывают лично президенту США. Немало адмиралов возмущалось тем, что Бредли не посвящает их в свои секреты. Один чин, особо влиятельный в Пентагоне, настаивал, чтобы лично он утверждал каждую операцию, связанную с отправкой в море шпионской подлодки. Бредли посчитал невозможным выполнять эту директиву. «Вы отдали мне приказ, который является незаконным, – заявил он, когда встретился с раздраженным адмиралом. И затем добавил: – Между прочим, я работаю не на вас».
Адмирал очень долго смотрел на Бредли расширенными глазами и, наконец, произнес: «Ну хорошо. На этот раз тебе это сошло. Но я скажу тебе, Бредли, одну вещь. Ты никогда не станешь адмиралом». «Ну что ж, быть по сему», – ответил на это Бредли. А потом с солдатской четкостью повернулся кругом и ушел.
Бредли больше всего волновала борьба с ЦРУ за право контролировать «Халибат». Это ведомство уже захватило себе руководство всеми операциями, связанными с затонувшей советской подлодкой типа «Гольф», и все еще ожидало, когда Ховард Хьюз закончит строительство монолитного спасательного судна, чтобы попытаться вытащить эту подводную лодку из ее океанской могилы. Большая часть этой работы осуществлялась через отдел национальной подводной разведки, совсекретный военно-морской отдел, находящийся под руководством ЦРУ. Хуже того, ЦРУ с дьявольским упорством передавало новости о лучших операциях подводных лодок, при этом присваивая себе их заслуги.
Когда все эти операции были всецело под контролем Бредли, лишь несколько высших государственных деятелей в Вашингтоне знали, что Советский Союз потерял подводную лодку, а «Халибат» нашла ее. Теперь же он видел, как офицеры ЦРУ, прикомандированные к национальной подводной разведке, свободно раздают разрешения на публикацию. Фотографии операции «Бархатный кулак», возможности подлодки «Халибат», а также другие шпионские операции быстро становились главным аттракционом в цирке, в котором иметь билет на шоу было более важным, чем само представление, а демонстрация наклеек с различными грифами секретности делала зрелище чрезвычайно привлекательным.
В каждом брифинге Бредли усматривал потенциальную возможность утечки информации. Он хотел быть единственным, кто докладывает советнику президента США Генри Киссинджеру или его первому заместителю, генералу А. Хейгу, и то только в соответствующее время. Бредли усиленно стремился получить доступ к этим двум весьма влиятельным людям. Он исходил из своих представлений о том, что в соперничестве с коллегами Киссинджер является наиболее информированным человеком, который контролирует все, что касается внешней политики, а также секретных мероприятий, затрагивающих внешнюю политику. Бредли знал, что Киссинджер сам отбирает то, что лично будет представлять Никсону. Пока операции Бредли приносят ключевую разведывательную информацию, доступ к Киссинджеру и Хейгу ему открыт. Это стало ясно, когда в прошлый раз он ходил докладывать Киссинджеру о перспективах использования подлодки «Халибат».
Киссинджер опоздал тогда на полчаса. Он вошел в кабинет, сел в кресло, откинулся, положил одну ногу на стол перед собой, а вторую вытянул в направлении Бредли. «Ну, хорошо, – сказал он с явным немецким акцентом. – У вас 10 минут. Начинайте доклад».
Бредли знал, что лучше не съеживаться от страха. И спокойно произнес: «Доктор Киссинджер, я не могу сделать это за 10 минут. Если у вас в распоряжении всего 10 минут, то мне придется уйти и вернуться в другой раз. Потому что за 10 минут мы только потеряем ваше и мое время».
«Ну, ну. Вы начинайте, а я скажу, когда остановиться».
Они проговорили более 45 минут. Бредли показалось, что это была его важная победа. Теперь Бредли,
