А здесь маслята, один другого крепче, вот их бы на сковородочку, да с лучком…
Если бы в Зоне допускалось подобное поведение, я бы, ей-богу, начал насвистывать что-нибудь жизнеутверждающее из репертуара старого доброго «Раммштайна».
На всякий случай, чтобы не терять бдительность, я сверился со своим наручным ПДА – до Поляны оставалось минут десять.
На Поляне у меня был намечен привал – с кофейком, с баранками.
На часах было ровно 8:30, когда я заметил девушку.
Да-да. Девушку.
Она сидела на нашей с Тополем Поляне – так мы называли твердый, по счастью, лишенный аномалий участок в форме подвыпившего круга в самом центре Касьяновых топей.
Девушку в белом халатике до колена. В таких, если верить старым фильмам, ходят не только медсестры, но и лаборантки, что помогают гениальным ученым проводить их смертоносные эксперименты на благо Человечества.
Девушка сидела в самом центре Поляны на поваленной сосне, которую мы с Тополем использовали в качестве лавки.
В правой руке она держала… бутерброд. От которого то и дело с аппетитом откусывала. Затем откушенное этак по-кошачьи, с жеманством, пережевывала. Глотала. И откусывала вновь.
А на широком дубовом пне, что возвышался в центре поляны – обычно он служил нам с Тополем столом, – лежала коричневого цвета кожаная сумочка с блестящей хромированной пряжкой и… еще один бутерброд. С вареной колбасой (колбасу я, конечно, разглядел уже потом). Рядом с бутербродом желтело худосочное яблочко.
Ветка под моим ботинком предательски хрустнула. Но девушка и ухом не повела.
Она меня попросту не замечала. Жевала свой бутерброд с безмятежностью совершенно никак не объяснимой.
По моему хребту поползли мурашки. Что за наваждение?
Сжимая за пазухой рукоять «стечкина», я подошел поближе.
Зябко поводя плечом, девушка продолжала уничтожать съестное…
Страх вдруг нахлынул на меня, как холодное, все сносящее на своем пути цунами. Несколько секунд я стоял остолбенелый.
Наконец первая волна ужаса откатилась назад. Я обрел обычно присущую мне способность размышлять здраво.
«Зомби? Не похожа… Где сморщенная кожа, оголенные десны?.. Аномалия? Определенно! Но что за странная аномалия в виде мирно жующей девушки?»
А когда страх ушел совсем, в мой мозг неохотно поперли конструктивные мысли.
Первой мыслью было идти своей дорогой. Как будто ничего не произошло. Вот просто идти – и все.
Увы, проблема была в том, что я, ваш Комбат, ваш рыцарь без страха и упрека, в буквальном смысле не мог сделать ни шагу. Я словно окаменел. Мне стало совершенно ясно: я не смогу продолжать путь, если буду знать, что оставил за спиной нечто настолько непонятное. И оттого настолько пугающее.
Второй мыслью, то есть идеей, было… ну да, прошить девушку из АК-47.
Да-да, из архаичного, тяжелого, страшного автомата калибра 7,62 – вот эту худенькую, с прической, напоминающей прически средневековых пажей, деваху. Брюнеточку. С тонкими, обутыми в летние туфельки-балетки, без каблуков, ножками тридцать шестого размера. Обладательницу коралловых губок и загнутых обольстительной дугой черных ресниц!
Ну или прошить из «стечкина». Из архаичного, тяжелого, страшного автоматического пистолета калибра 9 миллиметров. Тоже дело.
Потому что она хоть и не зомби, но и не девушка тоже. Не может этот девушкообразный объект быть девушкой. Не может. Что неясно?
Впрочем, «не может» – несовременная постановка вопроса. Ведь все возможности и невозможности в мире можно рассматривать под углом статистических вероятностей.
Поэтому третья мысль была, как сказал бы сталкер Ватсон, мой шибко головастый друг, «гуманистической».
Есть вероятность, что девушка – обычная девушка? Есть.
Она большая? Нет, маленькая.
Но все же есть такая вероятность? Есть! Ведь залетела же в этот проклятый лес случайная пичуга!
Тогда надо что? Правильно. Подойти к ней. Спросить, что случилось. Разобраться. Может быть, помочь. Или сказать, что помочь не можешь. А потом уже идти по своим делам.
В общем, я выбрал этот, последний вариант. Наверное, потому что бабник.
Держа автомат наготове, я выступил из кустов бересклета навстречу прекрасной незнакомке (противогаз я снял еще в кустах).
– Здравия желаю! – зачем-то сказал я.
– Ой… Здравствуйте! – Девушка вся вспыхнула радостью и вскочила со своего бревна, приветственно распахнув руки. – Как я рада, что вас встретила! Вы милиционер?
– Что?
– Вы – милиционер? – Лицо девушки, узкое, худенькое, встревоженное, прямо- таки лучилось любопытством. Похоже, она и в самом деле была рада.
Я сделал три шага ей навстречу.
Надо сказать, вблизи она выглядела все так же, красоткой – фигуристой, с претензией, одетой этак в стиле ретро: часики как бы допотопные… какой-то странный песочного цвета свитер с горлом… припоминаю, такие во времена моего детства назывались почему-то водолазками, будто водолазы и впрямь такие носят, в ушах какие-то крупные, дурацкие пластмассовые серьги.
– Я не милиционер, – ответил я.
– А кто? Просто военный? Лесник?
– Я… хм… местный. А вот вы, вы кто?
– Меня зовут Лида Ротова. Я из лаборатории средств оперативной диагностики имени академика Качалина, проспект Ленина? восемьдесят шесть! – бодро отрапортовала девушка. – Я, между прочим, лаборантка. Научный руководитель нашей исследовательской группы – профессор Гурария Евгений Евгеньевич…
– А город… какой город? – едва ворочая пересохшим языком, спросил я.
– Припять, – отвечала назвавшаяся Лидой. – Так вы все-таки милиционер?
– Нет же! Не милиционер я! – Костлявая рука страха уже почти отпустила мои нежные сталкерские внутренности. Девушка оказалась обычной. Ну, почти обычной. Насколько это возможно для девушки из Припяти. («И что? Там где-то все еще есть лаборатории? Нормальные лаборатории? Ну? допустим».) Теперь бы еще узнать, как ее сюда занесло. – Ну а здесь-то вы как оказались? Припять ведь далековато! И почему вы одна?
– Тут вот какая история. – Девушка сделала два шага навстречу мне, но я жестом остановил ее, ни к чему все эти сближения. – Я расскажу, если вы опустите свой пулемет. Меня он пугает.
– Это не пулемет. Автомат Калашникова. – Сдержать улыбку я, признаться, не сумел.
– Ну автомат, какая разница? – Девушка сердито наморщила лобик. – Тут вот какая история. Вчера, то есть двадцать пятого числа, у нашего завотдела Алеши Матвеева был день рождения. Мы с ребятами – с Аллочкой Поповой, Валерой Зиновьевым и Бобой Гусятиным – решили именинника поздравить. Накрыли стол прямо в лаборатории. С вневедомственной охраной договорились – наш Пал Палыч за бутылку «Посольской» обещал нас хоть до утра терпеть. Ну, посидели. Выпили. Поздравили Алешу. Уже расходиться пора было, когда Алла вдруг сказала: «А давайте в лес съездим, такая погода хорошая, воздухом подышим, на звезды посмотрим!» А мы ей: «Ночь на дворе, ты с ума сошла! Лучше уже после первомайской демонстрации в лес рванем, как и собирались!» А она говорит, что на первое мая народу всегда в лесу полно, сесть негде, все шашлыки делают, на гитарах бренчат, дети орут. Никакой романтики! А я ей: «Ты с ума сошла? Что делать в лесу ночью?» Но всем, кроме меня, идея понравилась. Народ заорал: «В лес! В лес!» Я так думаю, им, наверное, шампанское в голову ударило. Я-то не пью, мне врачи не разрешают… Из-за антибиотиков. Что они все пьяные, я поняла еще, когда они чуть не подрались, споря, справедливо ли, что каунасский
