– Ух-х… Сейчас как подлечимся пивцом! – мечтательно воскликнул я, глядя прямо в ближайшую камеру наблюдения. – Темненьким… Ирландским… Бархатным…
– Ты как хочешь, а я, пожалуй, возьму себе «Кровавую Мэри».
– Какая пошлость, Константин Алексеич! – притворно скривился я. – Нет бы заказать новомодный какой-нибудь коктейлище вроде «Сладкий и гадкий» или «Ночи в стиле буги». Вот это я понимаю!
– Не-е, мне с водкой чего-нибудь хочется. И чтобы табаско на языке полыхал. Как сказал неизвестный классик:
Я осклабился.
– Сам сочинил?
– Куда мне! На стене сортира в баре «Шти» когда-то прочитал, – ответил Тополь.
– Да-а… Целая эпоха с этими «Штями» ушла. Эпоха героев! Эпоха по-настоящему безбашенных пацанов и их верных, без промаха стреляющих подруг!
Я с удовольствием погрузился бы в воспоминания юности (пока аппаратура наши рожи отсканирует, пока система наши рожи идентифицирует, пока, главное, охрана эту идентификацию утвердит – пройдет минут пять, не меньше), если бы Ильза, которая стояла позади меня, вдруг не тронула меня за плечо.
Я обернулся.
Лицо принцессы Лихтенштейнской было взволнованным.
– Куда… мы… приходить теперь? – спросила она низким охрипшим голосом.
– Это бар, Ильза. Заодно и как бы… мотель. Гостиница для своих. Мы там переночуем.
– Там… живут… плохие люди? – поинтересовалась Ильза.
– Почему ты думаешь, что они плохие?
Ильза хлюпнула носом и сделала правой рукой этакий скругляюще-обобщающий жест. Она явно желала привлечь мое внимание к спиралям колючей проволоки, к трехметровому забору и хищным мордкам пулеметов. Ко всему тому, что создавало неповторимое очарование здешнего архитектурного ансамбля.
Я кивнул. Ее мысль я понял. Она всего лишь хотела сказать, что хорошие люди живут обычно не так. А как? Наверное, так, как в ее родном княжестве Лихтенштейнском.
Вместо концертино – живые изгороди из лавровишни, остриженные как-нибудь этак, по-особенному, с верхушками в форме набегающих волн. Вместо пулеметов – расписные и глазурованные горшочки с красной геранью. Вместо оборудованных огневых точек – скамеечки, садово-парко–вая скульптура, всякие гномы с кирками, всюду тесно вымощенные камнем дорожки, фонарики и прочий шоколад-мармелад. Не бойницы, но опрятные, до тревожащей прозрачности вымытые альпийские окна, высокие, с закругленным верхом. Вместо уходящего вниз бетонного пандуса – опрятные крылечки… В общем, я там у них бывал однажды, еще студентом. И все это видел.
– Они не плохие, эти люди, – наконец-то пояснил я для Ильзы. – Нормальные. По местным меркам.
Я был уверен, что из моего объяснения она разберет в лучшем случае только слово «нормальные», а про «местные мерки» не разберет.
Так и произошло. Принцесса улыбнулась, приободренная моими словами. И всем своим видом выразила готовность налаживать партнерские отношения с нормальными по местным меркам людьми.
С той стороны Периметра, если верить поговоркам, все дороги ведут в Рим, а в Риме – к шлюхам.
А в Зоне все дороги ведут к Бару на Дикой Территории.
Хотя шлюх в Баре, считай, и нету.
Ну, то есть они, конечно, были. Когда-то. Давно.
Но теперь носят, как сказал бы какой-нибудь профессор Добровольцев, не систематический, а случайный характер.
Начать с того, что официанток, которых когда-то отбирали исключительно по двум критериям – величина бюста и сговорчивость, – уже давно заменили официанты мужеского пола. Логика хозяев проста: меньше доступных баб – меньше пьяных драк.
С другой стороны, в Баре и прилегающих к нему комнатах часто останавливались туристы, а значит, и туристки.
Ясен пень, в первые же часы в Зоне туристам и туристкам наглухо сносило башню. А потому, едва только добравшись до безопасного места, они не жалели денег на то, чтобы избавиться от всего, что осталось в них святого после сноса этой самой башни, я имею в виду – от ума, чести и совести.
На практике это значило, что кое у кого из мужчин в Баре появлялась надежда на свой маленький кусочек страсти. А значит, вместе с надеждой появлялась почва для пьяных драк.
Я лично уже давно не наблюдал в Баре никаких разборок. Так, пару раз за месяц в табло кому-нибудь поднесут – и тишина.
Разве это драки? Вот в «Штях» после финальной игры Чемпионата мира по футболу, когда Россия с Украиной сыграли в основном времени 3:3, сломали шесть челюстей и десять ребер!
Между тем мы вчетвером вошли в так называемый предбанник.
Там нас долго обыскивали, повторно сканировали, расспрашивали какие-то совершенно незнакомые мне (Мне! Завсегдатаю этого места с дветысячемохнатого года!) люди.
Но затем нас все-таки пропустили, хотя и, как мне показалось, с неохотой.
Сказать, что в общем зале был аншлаг, – значит ничего не сказать.
Народ сидел так тесно, что за некоторые столы не втиснулся бы даже смазанный вазелином дистрофик.
Многим выпивохам вообще не хватило сидячих мест, и они стояли, поставив бокалы с пивом на квазиподоконник (в общем зале имелись и квазиокна, нарисованные на стене художником по имени Сеня Питерский).
У барной стойки народу было столько, что сомкнутые спины сидящих образовывали нечто вроде живой изгороди, не имеющей разрывов.
За стойкой стоял мой приятель Неразлучник, всегда идеально подстриженный и выбритый молодой человек в белой рубахе и галстуке-бабочке, похожий на ведущего молодежной передачи с провинциального телеканала.
Хозяин Бара взял Неразлучника совсем недавно – полгода назад. Переманил из табуна отмычек знатного наставника молодежи по кличке Тимур. И я сразу понял, парень он неплохой – не трус, не подлец и не стукач.
Неразлучник тоже питал ко мне нечто вроде симпатии. Особенно после того, как я помог ему отмазаться от одного гнилого дельца – его обвинили в мелкой краже, а я был единственным, кто подтвердил его алиби (это было легко, у меня была видеозапись).
Меня вообще бармены почему-то любят – как видно, чуют постоянного клиента.
Вот в чем он, негодяй, не признавался, так это в том, кто и при каких обстоятельствах опредметил его таким оригинальным прозвищем, в котором мне мерещилось что-то утиное, ведь есть же, кажется, в природе утки-неразлучницы?
Поймав усталый взгляд Неразлучника, я помахал ему рукой.
Тот тоже поприветствовал меня. И сделал извинительный жест – мол, видишь, что творится, просто физически не могу уделить тебе внимание!
Я – тоже жестами – показал ему в ответ «вижу, скорблю вместе с тобой».
В общем, я принялся искать глазами свободный столик. Мне-то что. Я, в конце концов, и стоя выпить могу. А вот Ильза…
Не то чтобы целый столик, но один свободный квазиподоконник рядом с окном, на котором была нарисована улица современного индустриального города, плотно уставленная малолитражками, я заметил.
Уже кое-что.
На подоконник можно будет поставить и тарелки, и бокалы. На него можно будет навалиться всей тушей, поочередно давая отдых то левой, то правой ноге – да-да, в точности так, как делает стоящий за соседним столиком вполоборота ко мне сталкер Кабул. Не первый сорт, но что делать? Может, потом кто- нибудь отправится баиньки и мы всей честной компанией наконец усядемся…
