вырванные годы!
Что-то подсказывало мне, что в замке на горе Три Сестры, о котором только что так красиво рассказывала нам Ильза, имеет место прекрасная пыточная комната, где собраны жутко древние и офигенно исторические орудия дознания, которыми еще прапрапрадедушка Ильзы, какой-нибудь Франциск Лисья Морда, вызнавал у проштрафившихся должников, где они зарыли свои соцнакопления, а у политических противников – где прячутся ассасины…
– С чего ты взял, что это телка Комбата? – глуповато спросил Тополь. Его удивление показалось мне неподдельным.
– Да видел я, как они с ней в углу миловались, когда Комбат Зеленому и его пацанам в табло засветил, – усмехнулся плечистый.
– Да брось заливать!
– Пантелей говорил. Он видел.
«У-у, твари глазастые!» – удивился я.
– Это не телка Комбата. Она туристка. Из Прибалтики. По-русски понимает плохо. Дура редкая, – последние слова Тополь произнес вполголоса, с доверительной интонацией предателя, разворачивающего перед вражеским полководцем план осажденного города.
– Из Прибалтики? – с недоверчивой усмешкой спросил тот.
– Из Прибалтики, – не моргнув глазом подтвердил Тополь.
– А мужик кто? – Он указал на Ивана.
– А мужик – жених ейный. Ваня. С ним, пожалуйста, поосторожней. Он с ФСБ какие-то дела мутные мутит… Может, и работает там…
Я знал, что Тополь… хм… фантазирует. Проще говоря, врет в надежде отпугнуть нежданных гостей. Или, по крайней мере заронить в их души сомнения в том, что им нужна такая добыча.
– Да нам по фиг, ФСБ или хоть вообще ЦРУ! Мы же в Зоне. А в Зоне свои законы.
Эту фразу произнес парень, который держал на мушке Ильзу (я чуть не написал «мою Ильзу»).
Его голос тоже показался мне знакомым. Я по-черепашьи вытянул шею, чтобы разглядеть говорящего.
И разглядел. Я узнал его – это был пацан, который отирался возле соседнего «подоконника» в Баре. Голова коротко стрижена под ежик. На лбу – ссадина. На шее – татуировка: тигр, разинувший зубастую пасть. Один из тех, кого я принял вчера за бандитов, но, вспомнив о «презумпции невиновности», переименовал в «лиц, подозреваемых в причастности в бандитизму»…
Все же права поговорка: «Чем хуже о людях судишь, тем правее будешь!»
«Они что же, шли за нами от самого Бара? А я их клювом прощелкал! – ужаснулся я. – Эх, теряю квалификацию…»
Интересно мне было знать, с какой целью шли. Зачем им Комбат?
И, главное, если им действительно понадобился Комбат, зачем они медлили так долго? Ведь все вопросы можно было полюбовно решить и в Баре!
Но это если у них «вопросы».
А если у них приказ Комбата поймать, застрелить и тушку зарыть – то тогда, конечно, в Баре следует к Комбату как следует присмотреться, а затем…
«Но кто мог меня заказать? Кому я мог перебежать дорогу?»
Как ни странно, в качестве потенциальных заказчиков, способных заплатить пацанам вроде этих минимум три тысячи единиц за поимку и ликвидацию Комбата, мне на ум приходили лишь двое – армянин по имени Автандил, законный муж женщины, которую я когда-то беззастенчиво трахал, и… господин Рыбин, заказчик аквамаринового контейнера. Не то чтобы у Рыбина были причины меня заказывать. Но у него по крайней мере были три тысячи единиц…
– Ну так что, мужики? Может, отпустите нас? Мы же безвредные совсем. И на фиг никому не нужные…
Трое бандосов переглянулись. У них было совсем другое мнение насчет безвредности. Наконец тот, что был за главного, плечистый, выдавил ответ:
– Ну, это… Ты, Тополь, и правда нам даром не сдался. То есть нам, конечно, сказано было тебя вместе с Комбатом вальнуть… Но мы ограничимся тем, что твои контейнеры с хабаром заберем. У тебя ведь их три, и все полные! А тебя самого тут к дереву какому-нибудь наручниками пристегнем. – В левой руке плечистого (правой он держал автомат) блеснули стальные браслеты. – Посидишь, подумаешь о смысле жизни, а там, глядишь, тебя кто-нибудь освободит. Вот будет какой-нибудь гребаный контролер мимо проходить со свитой, увидит тебя, сжалится и поможет тебе освободиться, просто потому что он добрый и любит помогать людям…
Чувство юмора у плечистого, конечно, было.
Своеобразное такое чувство юмора.
Оставить человека в Зоне прикованным наручниками к стволу дерева значит обречь его на мучительную смерть от когтей и зубов мерзостных мутантов.
– Ваню из ФСБ мы к тебе в компанию определим… Будете сидеть тут вместе, песни военсталкерские петь. «Пушки из ДОТа торчат… Гаснет фугас за горой… Вот и кончается гон… Скоро нам ехать домой…» Мы возьмем себе только девчонку. Как, ты говоришь, ее зовут?
– Лиза.
– Лиза… А не Ильза? Ильза – мне больше нравится! – Плечистый похабно гоготнул.
В этот момент во мне словно бы струна оборвалась. Так уже было накануне вечером – в Баре.
И, что характерно, речь снова шла об Ильзе.
На что они намекают, когда дают понять Тополю, что знают ее настоящее имя и не желают называть ее Лизой, как предлагает кроткий враль Костя?
Да на то, что знают про нее не меньше, чем мы с Тополем!
Что знают про вертолет, про его крушение, возможно, знают даже о ценности аквамаринового контейнера.
И что им хорошо заплатили за то, чтобы они ввязались во все это. Ибо на чистой импровизации «во все это» ввязываются только такие идиоты, как мы с Тополем.
Была, конечно, и еще одна версия. Между нами, девочками, даже более вероятная, чем та, которую я только что озвучил. Что ни фига эти джигиты не знают – ни про вертолет, ни про Ильзу. Но просто случайно услышали ее имя, когда перетаптывались в Баре рядом с нами. И теперь хотят ее выкрасть, чтобы потом потребовать за нее выкуп.
А что? Прекрасный улов. Три контейнера – мой, Тополя, аквамариновый Рыбина – плюс выкуп за девчонку. Они, конечно, не побрезговали бы и Иваном (а вдруг и за него выкуп дадут!), да не хотят возиться со взрослым мужиком. Мужик – это всегда непредвиденные опасности. А вдруг он на привале на лицо кому- нибудь задом сядет и тем самым этого кого-нибудь насмерть удушит? (Шутки шутками, а я сам слышал про такой случай, стоивший жизни одному из головорезов Аллигатора.)
На самом деле все в этой, второй, версии было хорошо, кроме одного – мне не нравилось слово «случайно». Почему-то раздражало меня оно. Может, потому, что как опытный сталкер я на своем практическом опыте знал: случайность – это почти всегда часть пока неразгаданной тобой закономерности?
Но главное, вот они услышали – этак случайно, – что девчонку зовут Ильза.
И зачем им после этого переться за нашим отрядом? Зачем подкарауливать нас на привале? Почему бы сразу не расстрелять нас всех, благо мы совершенно утратили бдительность за этими Ильзиными рассказами про лихтенштейнский замок, про предков и живопись, а потом попросту забрать наш хабар и пойти своей дорогой?
Все эти содержательные размышления заняли, ясное дело, считанные секунды, которые я провел под защитой кустов бересклета.
Когда третий бандит достал браслеты, чтобы надеть их на Ильзу, я понял: пора действовать.
«Стечкин» сам оказался в моих руках.
Веса оружия я не почувствовал – только холодящую ладонь сталь и выпуклую советскую звездочку в центре рукояти.
