– Тю на тебя, скаженная баба. Чисто как сорока заладила. Рыбку ловить, медок пить… Может, и на том свете я хочу вечно принимать райскую пищу. Недаром говорят, что у бабы волос длинный, а ум короткий.
– Это у меня короткий?
– А что же ты, не баба?
– Та я только вчера на ярмарке двух цыган обдурила!
– Брешешь.
– С чего бы я стала брехать?
– Дьявол тебя знает… Брешешь, вот и все.
– А вот не брешу.
– Нет, брешешь.
– Перекрещусь, что сказала истинную правду, – Соломия сотворила крестное знамение.
– И в самом деле – не брешешь, – удивился Федир, относивший перекупок не только к языкатой, но и лживой породе.
Долго они беседовали таким манером и неизвестно, чем бы кончился этот разговор, коли бы Федира не одолел сон.
Утро, как известно, вечера мудренее. Поэтому Федир Черненко решил возвращаться в монастырь поутру наступающего дня. Впрочем эту затею ему пришлось отложить, поскольку в хату Соломии пришли те казаки, что было в пути отстали. И началось такое веселье, что чертяке тошно стало.
Новое назначение
После Ясского мира де-Рибасу из Петербурга приказано было употребить усилия по размену пленных. Полагалось через различных лиц, не исключая иноземцев, различными способами выявить, где и сколько подданных ее величества государыни в турецкой неволе. Обмен шел преимущественно через Хаджибей. Де-Рибас тут расположил свою штаб-квартиру. В барак Осипа Михайловича поступали донесения от российских агенций за границей. Сведения о пленниках доставляли также греческие моряки, прибывавшие в черноморские порты по делам торговли. По разысканиям и сверкам при участии офицеров штаба Осип Михайлович установил, что турецкие пленники числом много превосходят российских, а среди таковых по более казаков. По легкоконности во время войны их использовали для сторожевой службы в полевых условиях, в авангардной разведке путей при продвижении войск. В атаках казаки нередко отрывались от главных сил армии и по малой численности своей становились добычей неприятеля.
Казаки без исключения заявляли о желании вернуться в отечество. Что до регулярных солдат, то, бывало, они от того отказывались, особливо те, что пребывали в неволе среди единоверных народов. Причиной тому были тяготы пожизненной армейской службы и разные несправедливости от господ офицеров.
В наставлении офицерам, состоявшим в комиссии по размену пленных, де-Рибас указывал:
– Буде кто не пожелает вернуться в отечество – тех к тому не принуждать и в причины такого нежелания не входить. Пущай живут, где им угодно, а когда одумаются, то пущай возвращаются. Ежели будут по разысканию установлены из разных чинов регулярной армии и казаков изменники отечеству – тех сюда ни под каким видом не пущать как нынче, так и до скончания их жизни.
Иных непременно свидетельствовать лекарям. Коль среди них обнаружатца увечные и больные, тем выдать разное спомоществование, а также по непригодности к военной службе определять в полезное занятие.
Буде у тех, кто останетца за границей, окажутся в российской стороне жены и детишки, таковых туда отпущать, но только по доброй их воле и разные несправедливости им не чинить.
Обнаружатца у них в России имущества, состоящие в разных недвижимостях и ценностях, таковые оставить за ними с правом распоряжатца, как пожелают, исключая изменников, кои этого права могут быть лишены, но не иначе как по закону и справедливости. Для сего надобно всякий раз входить в особенности дела, составляя род комиссии из чиновников, известных добропорядочностью. Комиссии установить, в чем состояла измена и какое зло от того последовало. Решения комиссий должны быть страдательными для самих изменников, но не для их семейств, кои ни в чем не повинны.
Граф де-Фонтон или по нынешним обстоятельствам Исмет-бей, принимал пленных.
С де-Рибасом приветствиями в этот раз он обменялся не столь сухо, но довольно неучтиво.
Де-Фонтон жил на турецком судне. Встреча его с де-Рибасом состоялась на берегу, в адмиральском шатре.
– Вам, сударь, – сказал де-Фонтон де-Рибасу по-итальянски, – следует знать и я ставлю вас о том в известность, что через Хаджибей в Стамбул должна проследовать некая особа по имени мадам Али Эметте. Поскольку указанная персона была взята россиянами в плен под Измаилом, то соглашение о размене распространяется и на нее. По этим основаниям чинить препятствия ее выезду в Турцию не должно. Более того, в этом следует оказывать ей всевозможное содействие.
– Не кажется ли вам, граф, что мадам Али Эметте на российской стороне исполняла поручения турецкого правительства, несообразные с правом народов?
– Справедливость этого утверждения должна быть подкрепляема доказательствами. Таковых вы не имеете, адмирал. К тому же по соображениям чисто личного характера вы обязаны содействовать мадам Али Эметте в ее стремлении выехать в Стамбул. Она здесь лишена средств для жизни персоны ее воспитания, и положения в обществе.
– Кто вы, граф? – не удержался де-Рибас.
– Турецкий уполномоченный по размену пленных, – с достоинством сказал де-Фонтон.
– К какому народу вы принадлежите? Вы француз?
