Хоббс заморгала, стараясь прояснить поле вторичного зрения. Черты ее лица стали суровее, она широко раскрыла глаза.
— Не упустили ли мы еще один риксский корабль, капитан? Очень надеюсь, что нет.
— И я на это надеюсь, Хоббс. И я.
Зай отвернулся к воздушному экрану и стал думать о том, не мешает ли он процессу исцеления своего корабля тем, что отдает приказ разбудить измотанных подчиненных и мотает нервы старшему помощнику. Может быть, ему самому следовало бы нацепить гиперсонный шлем? За последние часы изображение на воздушном экране значительно ухудшилось, и Зай догадывался, что дело здесь не только в барахлящем процессоре «Рыси». У него самого барахлил мозг. Вторичное зрение начинало подводить только при запредельной усталости.
«Уж не подцепил ли я случайно паранойю?» — гадал Зай.
— Хоббс, не нужно пока выполнять этот приказ. Пусть все по возможности получат два полных цикла сна.
— Хорошо, сэр. Но как только мы полностью восстановим силы, то обязательно проведем поиск в том направлении.
— Непременно. А пока я и сам приму сеанс гиперсна. Проснусь — поспите вы.
— Но у нас еще двадцать ремонтников, которым так и не удалось...
Капитан Зай протянул руку и коснулся повязки на предплечье старшего помощника. Ее форменный костюм до сих пор был забрызган кровью. У Хоббс даже не было времени переодеться. Пальцы Зая легли на рукоятку пистолета, заряженного разрывными пулями. Теперь под рукавом куртки к запястью Хоббс был пристегнут такой пистолет. Он, как прежде наручные часы, был извлечен из капитанской коллекции реликвий, и знали об этом только сама Хоббс и Зай. Мог объявиться еще кто-то из не пойманных мятежников, жаждавших кровавой мести.
— Потерпите еще два часа, Хоббс. Потом — спать, — скомандовал он.
Кэтри смирилась и кивнула.
Прежде чем погрузиться в гиперсон, Зай переключился на личный визуальный канал и запросил схему звездной системы Легис. Риксы проделали путь в несколько световых лет. Сначала прислали десантный корабль для захвата Императрицы, потом, следом за ним — здоровенный крейсер. Немалые силы были брошены для осуществления этой миссии, в итоге провалившейся.
А больше они ничего не послали?
Александр ощутил легчайший, едва заметный укол на уровне сознания и возрадовался.
Гамма ощущений ретранслятора была ужасающе ограниченной. Зрение с низким разрешением, в четырехбитном черно-белом диапазоне. Четыре глаза устройства давали ему всего сто восемьдесят градусов периферического зрения. Но и этого суженного и тусклого поля зрения ретранслятору хватало для того, чтобы найти на снегу других таких же, как он.
Гигантский разум неловко передвигал свое новое приобретение, теперь повиновавшееся ему и ставшее его частью, по каменистой снежной равнине к соседнему ретранслятору. Десятиметровое путешествие отняло девяносто секунд. Подвижность крошки-ретранслятора прежде всего ограничивалась необходимостью в поиске солнечного света — источника энергии и залога сохранения равномерного распределения колонии антенн в случае повреждения значительного их числа.
Приблизившись к своему двойнику, ретранслятор забрался ему на «спину» — ни дать ни взять бронированное насекомое, приступившее к ритуалу спаривания. На самом деле это устройство разрабатывалось так, чтобы подобные маневры были невероятны. С расчетами, необходимыми для осуществления сложных движений, ни за что не справился бы более чем скромный компьютерный интеллект ретранслятора. Для того чтобы ретранслятор повиновался его воле, Александр был вынужден увеличить содержимое его доступной внутренней памяти в несколько тысяч раз. Компьютерная мощность гигантского разума хлынула в бутылочное горлышко тусклого умишка ретрансляторной антенны, будто океанский прибой через соломинку для коктейля. Как бы то ни было, затея Александра удалась. Уподобившийся насекомому ретранслятор обхватил лапкой-опорой блок питания своего собрата и вернул коробку в правильное положение.
Теперь Александр поселился уже в двух ретрансляторах.
Маленькие «блюдца на ножках» потопали в разные стороны, и каждое из них искало очередного собрата, дабы обратить его в новую веру. Теперь гигантский разум должен был начать распространяться подобно вирусу бешенства, и каждая жертва была обречена на то, чтобы заразить еще кого-то. Мало-помалу в движение приходили все новые и новые участки ретрансляционного поля.
Однако при этом блоки данных, скопившиеся в гражданской информационной сети, Александр оставлял нетронутыми. Ретрансляторы не могли получить никаких данных из планетарной инфоструктуры и соответственно не могли передать их в центр связи.
Пусть имперские тупицы получат сюрприз.
Гигантский разум ожидал завершения процесса на ретрансляционном поле. Время шло. Одновременно Александр следил за развитием событий в космосе.
Как прекрасно сочетались закат и прилив.
Последние алые стрелы света выпускало заходящее солнце, садившееся в воду, ласково гладившую босые ступни Иокима Маркса. Течение усилилось, поскольку начался прилив, и волны расширили пролив с песчаным дном, соединявший залив с океаном. Иоким почувствовал, как его неподвижные ноги медленно исчезают, прячутся под постепенно скапливающимся песком, который приносили волны.
Он стоял совершенно неподвижно.
Заметив первые несколько блесток, миновавших его, Иоким не пошевелился. Словно плавающие свечи, пламя которых становилось чуть тусклее под слоем воды в несколько сантиметров, эти блестки были пригнаны усиливавшимся течением. Маркс ждал. Еще несколько блесток проплыли мимо. В сгущающихся сумерках он видел, как начинает искриться поверхность лимана — это засветились люминесцентные рыбы, весь день пролежавшие на мелководье и успевшие за это время накопить солнечную энергию.
Еще несколько блесток мелькнуло поблизости. Наконец Маркс выбрал одну из них.
Рыбак поднял острогу, а светящаяся рыба поплыла по дуге — ее оттолкнул один из водоворотиков, вертевшихся возле ног Иокима. Рыба проплыла мимо него и направилась дальше. Метр за метром она уходила в более глубокие воды лимана. Когда рыба ушла на десять метров, Иоким метнул острогу.
Острога вылетела из его ладони быстро, но по мере приближения к концу полета ее движение стало медленнее. Рыболовное копье вошло в воду без всплеска и едва успело вонзиться в светящуюся добычу, а потом с нарастающей скоростью стало возвращаться к Иокиму — так, словно его соединял с человеком длинный эластичный канат. На конце остроги пучок металлических пальцев цепко держал извивающееся существо. Рыба, извлеченная из родной стихии, изумленно сверкала.
Иоким ловко поймал вернувшуюся острогу.
Он осмотрел рыбу; яркая, ровно горящая, спинной плавник — с синими и нежно-розовыми пятнышками. Рыбак поднес конец остроги к кромке берега, где стояла стеклянная банка с морской водой. Пальцы на конце остроги разжались и выпустили рыбу в банку. Та начала возмущенно кружить по своей тюрьме.
Рыбак отвернулся от пойманной добычи и поднял острогу для нового броска. Теперь светящиеся рыбы заплывали в лиман небольшими группами. Почти совсем стемнело, только на линии горизонта еще лежало несколько багровых щупалец. Нужно было работать скорее, чтобы наполнить банку уловом.
И тут вдруг разверзлись небеса.
Образовалась длинная, ослепительно-яркая трещина, и из ночного неба вниз хлынул свет дня. Вода под ногами у Иокима высохла, легкий плеск маленьких волн превратился в зловещий гул. Слепящая синева небес сменилась знакомой лазурью — отличительным цветом пустого интерфейса.
Кто-то разбудил мастера-пилота Иокима Маркса, совсем не вовремя вывел его из состояния гиперсна. Ровный ритм искусственного сна был специально предназначен для плавного восстановления сил организма, и вот теперь он был нарушен. В ушах у Маркса раздавался шум разорванной реальности, звуком подобный вою бензопилы, все тело горело, возмущенное тем, что ему не дали полностью
