— Осенний ветер с кленовым листочком ваш рекламный плакат к моему сапогу приклеил, — отвела глаза Маша.
Вот такого он не ожидал и даже не поверил.
— И прямо моей рожей, — развеселился Таран, — Это что байка такая?
— Нет, — замотала она головой, уколотая недоверием в самое сердце. — Так и было.
— Коряво как всё, — присвистнул Кирилл. — Неужели всё же мой профиль целовал твой сапожок?
Машка улыбнулась, ещё раз подтвердив правильность хода его мыслей. А он с энтузиазмом принялся развивать их:
— И ты решила, значит, судьба. А, если б там чья-то другая харя была?
— Но был ты, — всхлипнула Машка, которой разговор перестал нравиться. Сейчас она не рассуждала, как надо было, а защищала свою правоту. К тому же её душу переполняла безумная любовь.
Он не настаивал на продолжении темы. О чём-то думал, потирая лоб. Маша заметила, как он сам ужаснулся какой-то своей мысли. В его глазах застыло отчаяние. Но она ничего не поняла. А он вспомнил, о чём хотел поговорить с самого начала и приступил, наконец, к этой не простой миссии:
— Маш, ты только не пугайся… Это точно не так уж и страшно… — Поняв что довёл её почти до обморока, выложил сразу:- Маняша, можно я на той половине кровати лягу. Если сейчас вернусь в свой номер, ребята засмеют. Ты ж не маленькая, понимаешь.
Она понимала. И готова была разделить с ним любую участь, а не только номер в гостинице. Но съёжилась не только от мысли, что придётся это сделать с ним, но как объяснить ему завтра своё бессовестное поведение. Она просто не знала, радоваться этому обстоятельству или огорчаться. Опять же, много времени на раздумья у неё не осталось. На всё про всё несколько минут. Не скажешь же ему, чтоб ушёл, ей надо подумать. Она едва сумела заставить себя бросить мимолётный взгляд на его лицо и встретиться с ним глазами. И, оценив его виновато просящее лицо и умоляющий взгляд, Машка согласно кивнула, покорно отодвигаясь на теперь уже свой край. Совсем, естественно, не представляя, каким в реальности получится такой отдых и во что он выльется.
Он улыбался, но не сказал ни слова благодарности. Зато вздохнул с явным облегчением и даже похлопал себя по бокам, словно ища чего-то. На глаза попалась опять еда.
— Может, всё же поешь? — предложил опять повеселевший, чувствующий себя увереннее Таран. Всё-таки, как не крути, а поспокойнее теперь. Облома такого перед друзьями не будет. Откуда им знать, как он провёл ночь. Главное, что у неё.
— Что у тебя есть? — вытянула совсем по детски шею Маша. Решив видно, что объесть его будет не так зазорно, если уж она сдаёт ему на ночь полкровати.
— Вот. — Разложил он перед ней лотки с едой. — Ассортимент в наличии. Голодной не останешься.
Она подумала-подумала и сдалась. Почти свои люди. Он подал ей персик. Она взяла его.
— Ладно, — не захотела она его обижать и улыбнулась застенчиво и благодарно.
А он устроил на куске батона кусок цыплёнка и, подсовывая одноразовый стаканчик, подсказывал:
— Соком запей. Я взял наугад. Апельсиновый. Ну, как?
— Вкусно, — облизала пальчик она.
О! Сразу заметил такой непорядок. Вытерев ей руки влажной салфеткой и поставив всё оставшееся в холодильник, он выключил ночник. — Спи.
Маша растянулась под одеялом солдатиком и даже руки сложила поверх одеяла и груди. Сбросив джинсы и рубашку, бросил на приткнутый к кровати стул. Как это по-мужски всё раскидать в разные стороны. Машка предусмотрительно отвернулась в свою сторону, разглядывая пляшущий свет уличного фонаря на стене. 'Чтоб не подумал чего. Больно ей надо за ним подсматривать'. Жалобно застонавшие под его весом пружины известили ей, что кровать уже поделена.
— Сервис на грани фантастики, — проворчал он, укладываясь, умудрившись при этом задеть её рукой и ногой. Понятно, что полуторка не позволяла далеко раскатиться друг от друга.
— Прости, — извинился он.
Вот теперь она осознала, на что отважилась. Машка лежала, что мумия, ни жива, ни мертва. Он тоже полежал бревном, но оказалось то бревно говорящим.
— Чем ты занимаешься? — не утерпел Кирилл от вопроса.
Маша решила тайну из этого не делать.
— Отпуск последипломный отгуливаю, через три недели на работу.
— Молодой специалист и кто мы?
— Языки.
— И сколько?
— Много.
Кровать скрипнула и чуть не перевернулась.
— Чего ты такая дикая, не разговорчивая, — повернулся к ней Таран.
— Какая есть, — тут же отвернулась она от его губ и дыхания, обжигающего огнём. Но вдруг вспомнив горячие поцелуи в новогоднюю ночь, она замерла захлёбываясь паникой и любопытством. 'А что если всё повторится и он поцелует снова?!'
Ткнувшись, с её поворотами ей в затылок, раздосадованный парень, спросил:
— Машка ты боишься меня? — Она молчала, поджав ноги и вся скукожившись. — Зачем же ты бегаешь за мной, не понимаю, хоть убей такой сад-огород? — Но Машка не собиралась откликаться, лежала себе, молчком, боясь пошевелиться, а то кровать ещё не дай бог заскрипит. — Похоже, этот ребус не для меня, — вздохнул он отворачиваясь.
— Юлька и говорит, что ты бревно, — прошептала еле слышно Маша, скорее для себя, чем для него.
— Это она так говорит? — сел он в кровати, стащив с Машки одеяло, — ой, извини, что с тобой?
— Ничего.
— Как ничего, тебя трясёт?
Девчонка дрожала под его рукой, как последний осенний листок на ветру.
— Это от тебя, — простучала она зубами, спуская ноги на пол.
— Куда? — успел поймать её за край футболки Кирилл.
Машу охватила паника.
— Пойду под горячей водой погреюсь. Пусти, — попробовала она вырваться из его цепких рук.
— Прямо сейчас и побежала, — волнуясь, подтянул девчонку к своему большому горячему телу парень.
И тут она разговорилась:
— Я боюсь, — выдохнула она, ткнувшись губами в его шею.
Таран аккуратно подвёл к волнующему его вопросу.
— Скажи только одно, хочешь или нет, ты этого и всё.
— Да, — помедлив, прошептала, пугаясь себя и своей смелости, Машка.
Покусав её ушко, он улыбнулся. 'Действительно бревно', — вспомнил он слова Юлианы. Заскользив по её горевшим щекам и поиграв нижней пухленькой девчоночьей губой, он, прижавшись кончиком языка к её губам, попробовал пробиться внутрь. Упирающаяся Машка, подчиняясь, на сей раз, открыла рот. Обрадованный парень, дразня язычком, устремился в глубь. Нацеловавшись вдоволь осторожно уточнил:
— Маш, у тебя точно никого не было?
Она, совсем смутившись, покачала головой.
— И ты хочешь, чтоб это был я?
— Не мучай меня, — скатилась слёза по горячей щеке. — Если не хочешь, оставь.
'Вот ещё! Я что дурак! Оставить кому-то… Да никогда!' Одним рывком, он разорвал трикотаж, давая свободу дрожащему Машкиному телу. Его нетерпеливые, горящие огнём губы скользнули, по ноющей груди, играясь с набухающими сосками, пощипали подрагивающий животик и нырнули в кружево маленьких
