трусиков. Машка сжалась.
— Тише детка, тише. Расслабься. Я только поглажу тебя тут, вот так, — приподняв бёдра, сорвал, отбросив на пол её кружево, он. Впервые ему не хотелось торопиться. Желание, сделать всё так, чтоб девчонке понравилось, и она запомнила этот день навсегда, овладело им. — Не бойся малышка. Наклоняясь над её лицом, сыпал поцелуи, впиваясь всё жарче в её дрожащий рот. Маша металась. Одна волна накрывалась другой, более горячей и жаркой, нося по телу невероятной силы пламя. Не давая опомнится, он завоёвывал новые отрезки её тела. Его руки, сжимавшие грудь жгли, мечась с жаром за спиной опаляя грудь и бёдра. Язык, дразня и лаская, нырнул в такие места в каких ему по Машкиным прикидам делать было нечего. Машка опять заметалась. Уловив разливающую по девственному телу истому и подсунув руку под бедро, вошёл в неё. Расслабленная девушка, пропустив тот момент, резко дёрнулась, пытаясь уползти от боли, и жалобно застонала.
— Машуня, всё, уже всё. Больно? Потерпи, мышка. Другого способа сделать тебя женщиной, нет. — Горячий шёпот горел на щеках.
'Господи, было так хорошо, зачем он всё испортил, — думала Маша, терпя над собой неприятную процедуру. — Но что с этим поделаешь, кажется именно там ему и хорошо'. Разгадав её мысли, он улыбнулся, прикусывая горевшее ушко и шепча:- Подожди, детка, будет ещё и тебе это в радость. Машка, смутившись так ловко прочитанным мыслям, не очень веря ему, согласна была на всё и так. Но потихоньку сладкий огонь возвратился, поднимаясь из глубины, он, нарастая, опалив живот, ударил в грудь, растекаясь по телу, долетел до головы, взорвавшись в ней ярким фейерверком. Тяжело дыша, Кирилл упал рядом. Его горячая рука проскользнула по её жаркому телу. Секунда отдыха и он повернулся к ней. Губы, нежно лаская атласную кожу, блуждали в бровях, глазах, почмокали маленький носик. Одной рукой прижимая девчонку к себе, другую, пустив в свободное плавание по её разгорячённому телу, гладил ставшие податливыми ножки и бёдра, пылающую грудь и попавший в плен его пальцев сосок. 'У девчонки, бесподобное тело и обалдеть какая грудь', — заметил он, топя Машку в новом потоке ласк. Бедная же Машка, уткнувшись в его плечо, плавилась от счастья.
— Мышонок, как ты? — его губы коснулись её плечика.
Вывернувшись, она зарыла своё горевшее смущёнием лицо на его груди.
— Теперь не страшно и умереть. — Прошептала она.
— Дурёха, это только начало.
Сопровождая слова, его губы покусали её нежную шейку. Защищаясь, от нового потока ласк неловкая рука девушки упёрлась совсем не в то место, которое бы ей хотелось.
— Ой, — отдёрнула она, словно обжёгшись.
— Глупышка, — поцеловав дрожащие пальчики, Кирилл вернул Машкину ладошку к огню.
Задышав не ровно, Машка разволновалась. Ей вдруг захотелось всё начать сначала. Повторить тот сладкий миг, но попросить об этом она не могла. Под её рукой ожила его плоть. Машка напугавшись, не смея шевельнуть рукой, замерла. Её встревоженный взгляд искал ответ в его смеющихся глазах.
— Большой ребёнок, — прижался он к её рту губами.
— Если тебе хочется или надо, то ты можешь повторить…,- промямлила она, заливаясь краской и не глядя на него.
— Ну, спасибо, пожалела, — смеялся он, — и хочется и надо, но для тебя на сегодня клубнички уже под завязку. Спи всё утром.
— Утром я уеду.
'Что за дела! Это не в моих расчётах… Было бы недопустимым потерять такую девушку. Надо решительными действиями её удержать'.
— Ты же сказала у тебя ещё три недели отпуска?
Маша и не отказывалась.
— Да.
— Поедешь с нами. Чего сидеть в душной Москве. Сибирь посмотришь, Байкал. — Он сам не ожидал от себя такого. Никогда, никого он не возил с собой. Зачем, когда кругом баб навалом, зацикливаться на одной.
— Я утром решу, — не торопилась она с ответом.
Какое ещё утро ему надо знать сейчас.
— Машенька, поехали, почти месяц вместе. Мне не безразлично, где ты: рядом или далеко от меня. Другая окраска чувства. Ты рядом и краски одни. Всё обретает иной смысл. Ты далеко — всё сереет.
— М- мне надо подумать, — не решалась на такой простой шаг она. Конечно, они, после того, что произошло уже родные люди, но…
— Я научу тебя быть настоящей женщиной. Покажу, как надо любить мужское тело, — напирал Таран, пустив в уговор второй пунктик. И это подействовало больше.
— Хорошо, — страшась того, что она делает, всё же согласилась Маша.
Обрадованный Таран с жаром, подгребя её под себя, закружил бедную Машкину голову страстным поцелуем. Забыв о наставлениях матери и угрозах брата, Машка, переступив через мораль и запреты, счастливо спала около любимого мужчины. Проснулись от шума выбиваемых дверей.
— Не дрожи, — чмокнул её в раскрытые от ужаса глаза Кирилл, — это наверняка ребята меня ищут.
Кое-как прикрыв наготу, он приоткрыл дверь. Таран не ошибся. Так и было, за дверью ухмылялась группа. Не позволив сунуть носы в номер, но переговорив, вернулся к Маше.
— С добрым утром, детка. Идём купаться и собираться в дорожку. — Он не оставлял ей лазейки на отступление. Ни тебе 'что ты решила?' 'ни передумала ли?' собираемся и всё. — В поезде доспим, подбадривал он, вытягивая, прячущуюся, под одеяло Машку на свет божий.
— Ой, — прикрыла она ладошкой расползшееся по простыне красное пятно, стараясь не смотреть на улыбающегося Кирилла. Его действительно распирало удовольствие. Девственницы в его списке побед не было.
Не удержавшись, шепнул ей на ушко:
— Жалко?
Маша покраснела.
— Нет. Просто не хочу это оставлять на злые языки гостиничных кумушек. Это только моё дело.
— Значит, мы выкупим у них эту простыню, — притянул он её к себе.
— Как?
— Скажем, что потеряли. Я тебе обещаю. Побежали купаться.
Побежал он, а она на его руках поехала. Она никак не могла привыкнуть к его и ещё больше своей наготе. Выдернутая из уже освоенного гнёздышка Машка, прикрываясь, где руками, где полотенцем, потрусила до душа. Стараясь при этом смотреть себе под ноги, и ни в коем рази на него. 'Со вчерашнего вечера многое со мной происходило впервые, — делала Маша для себя открытие, — провела ночь с мужчиной — раз, теперь принимаю с ним душ — два'.
— Машуня, — сбросил с неё полотенце Кирилл, — сколько можно тормозить. Ты теперь уже взрослая женщина. Иди сюда. — Втянув девушку в душевую, он принялся её купать, не забывая умело сыпать ласками на тлеющие угольки вчерашнего костра, шёпча на ушко вольности и пожирая её наглыми глазами. Машка вспыхнула, как свеча и, полыхнув огнем, расплавилась сгорая. Всё повторилось вновь, она опять неслась на раскалённых жаром облаках к сжигающему всё на своём пути солнцу, умирая от нестерпимого жара и возрождаясь вновь.
— Какая сказочная страна, — шептала она на его губах, упираясь ладошкой в грудь. — А эти жаркие кони несут и несут не спрыгнуть, не остановить.
— Машка, ты порох, — удивлялся он. Зажигаясь сам от её спички. 'Похоже, я въехал в любовь', — обожгла неожиданно пришедшая мысль.
Потом разлив по чашкам пили кефир. Таран доел вчерашнее и её припасы тоже. А она, посматривая на него, отпивала по глоточку кефир и была счастлива.
Счастлива от просмотра поедания его крепкими зубами продуктов! Наверное, бабы рождаются уже дурами. Кирилл ушёл. А Машка, собравшись и в ожидании его от нечего делать, смотрела в окно. Лёгкая
