промямлил Саша.
— А мы причём, кто видел, что он из нашего окна выпал. Пусть ищут террористический акт, — глумился, над случившимся и собой, Кирилл. Чуть не влипли.
Бедная Наташа, разбуженная взрывом и звенящими стёклами, ошарашено озиралась, не в силах спросонья понять происшедшего.
— Ребята, что-то упало?
— Не знаем Ната, охранник побежал разведать. Грохнуло где-то, — финтил Кирилл.
— Сон хороший снился, перебило, теперь не помню.
— С чего ж решила, что хороший? — съязвил Кирилл.
— Легко было. Отстань, чувствую, что хороший и всё.
— Ты даёшь, детка! — улыбнулся и Саша.
Стараясь не показать озабоченности, ребята пересмеивались. Кирилл вышел в коридор, переговорить с вернувшимся охранником, позвонить Антону, рассказать о сюрпризе в пакете и проконсультироваться на дальнейшие действия. С каждым днём становилось всё горячее.
— Фролов же наверняка узнает, что взрыв прогремел не по назначению. Киоск смело газетный. Хорошо хоть рабочий день кончился. Обошлось без жертв, — пояснял он ситуацию детективу.
— Будем пасти, не паникуй. Он придёт сам. Предупреди охрану. Думаю, на этой недели всё кончится. Я докопался до причины.
— Антон, в чём соль?
— Публичное уничтожение. Подсунут контракт. Естественно, с липовыми партнёрами. Комар носа не подточит. Машина у них завертелась. Остановить они уже её не в силах. Эшелоны с химией в пути. Подготовили всё таким образом, что обделывают свои делишки, ставя предприятие под удар, и линяют, разоряя корпорацию подчистую. Я еду. Жди, переговорим.
В палате ждали. Наташа, приведя себя в порядок, пробовала накормить привезённым братом ужином, начинающего привередничать в еде, Александра.
— Надоело всё безвкусное. На пару. Я жареной картошки хочу и мяса с корочкой.
Девушка кормила и приговаривала:
— Ешь, что хороводом наготовили и ту, какую, врач приписал. Выздоровеешь, по ресторанам будешь шастать.
Тот морщил нос:
— Слово-то какое 'шастать'. Отгулял я своё. Наташенька, я домашних обедов хочу. Выходи за меня замуж, — поймал он её за руки, притягивая к себе.
— Больному юмор прощается, ешь, не капризничай, — не придала она его словам никакого значения.
А он не собираясь отступать гнул своё:
— Я понимаю не романтическая обстановка и всё такое, я встану и сделаю, как полагается в таких случаях. Но ответь, пойдёшь за меня? Это-то сделать можешь сейчас.
Отправляя ему новую ложку с пюре в рот, она вздыхала:
— Остынь. Ты через неделю меня бросишь. Это я тебе в больничной палате королевой показалась, особенно, когда уколы леплю. А выйдешь, глаза разбегутся опять от баб. Моя звезда и потухнет, — улыбнулась не весело она.
Сашу это приводила в уныние:
— Ната, мне тяжело тебя слушать?
А Наташа ему раз и ещё ложечку мятой картошечки и ещё вот это:
— Или ты решил осчастливить меня в благодарность за уход?
— Наташа? — обиделся он.
А она ему опять:
— Не старайся, ты мне ничем не обязан.
А он:
— Зачем ты так?
Маша с новой ложкой у его рта караулит:
— Вот встанешь, тогда и поговорим. Может, к тому времени сменишь ориентир.
— Девочка моя, — поймал он её руку опять, но разговору помешал вернувшийся Кирилл. И с ходу:
— Самому ложкой пора работать, набаловала ты его сестра.
Наташа тут же показала ему язык, а Саша пробурчал:
— Завидно. Попроси Машка тебя покормит.
Кирилл тут же заметил:
— О, коготки уже выпускает, пора ему лыжи отсюда смазывать.
— Мне и тут неплохо, — отворчался Саша.
— Натка, смотри за медперсоналом, ты их знаешь в лицо. Заметишь чужого, шуми громче. Задание поняла? — Тут же раздал Кирилл новые инструкции.
Та взяла под козырёк, мол, есть! Но проворчала:
— Поняла. Обязательно надо по мне утюгом чугунным пройтись.
Уже в двери обернулся и щурясь от смеха, предупредил:
— Не скрипи, уже ушёл. Не доводи Саньку до икоты своими медицинскими закидонами.
Дождавшись захлопнутой за Кириллом двери, Саша, ухватив за халат, подтянул Наташу к себе.
— Ты не отважишься дать мне ответ.
Наташа молча рассматривала носки своих туфель.
— Молчишь, ничего в бабах не понимаю, если не нужен, зачем всё это, — обвёл он рукой палату. — Столько усилий, времени и энергии затрачено на меня. Приговорила себя быть сиделкой, зачем?
Она отвернулась.
— Ты просто куражишься надо мной, — с горечью высказал он.
Сердце носилось от пяток до груди и обратно и колотилось, колотилось, колотилось…
— Дурак. Столько нагородил. Выходит я права, всё-таки из благодарности решил меня осчастливить, — воспользовавшись его заминкой, отошла она к окну.
— Опять песня старая звучит, про травку и козлика. Тася, в чём дело? Никогда ни одной женщине не делал предложение. И на тебе, не понятный отказ. Повернись ко мне лицом. Я с кем разговариваю. Ну-ка иди сюда, чего ты сбежала. Хорошо, тогда я встану сам, — откинул он одеяло.
Этого ещё не хватало, что за ребячество.
— Нет, нет, — подлетела к нему она, — я уже тут.
Он смотрел прямо в глаза и требовал ответа.
— Почему всё так?
Наташа вздохнула и, глядя мимо него, на картину на стене, как будто обращаясь к розовощёкой парочке на санях, мчащихся на тройке по снежной дороге, говорила:
— Я люблю тебя давно. Но замуж не пойду за тебя.
Теперь Саша уж совсем ничего не понимал.
— Здрасьте вам. Это как понимать?
— Ты не любишь меня, выпалила она.
Он рассмеялся:
— Откуда такой сногсшибательный психоанализ, ты ж не Юлька?
— А тут и не надо быть специалистом по психотерапии. Всё ясно и так. Ты постеснялся сказать даже главные в таком вопросе слова.
Саша быстренько соображал, что для такой девицы, как Ната главное: 'Наверняка тоже, что и для Маши!'
— Я люблю тебя, люблю, — эти? Готов повторить тебе тысячу раз. Люблю тебя, девочка моя, люблю, понимаешь. И этих слов тоже никому не говорил. Тебе вот детка. Потому-то они так не просто мне даются.