– Ага. Монтекки и Капулетти, – ввернул Терен.
– Хорошо бы взглянуть, что там, – сказал Иван Денисович и махнул рукой в направлении ложбины, откуда отчетливо тянуло горелым.
– А нужно?
– Нужно!
– А можно я… здесь пока посижу? Отдохну немножко? – ослабевшим голосом спросила Таня.
– Посидите, милая Татьяна Ивановна. А мы прогуляемся. Минут десять. Нужно кое-что заснять для науки, – сказал Индрик. – Саша вас посторожит… Чтобы никто не украл.
Непоколебимая уверенность Ивана Денисовича в том, что они обязательно вернутся, не произвела на Таню ободряющего впечатления. Стоило Индрику, Борзункову, Лехину и Перемолоту исчезнуть в клубящемся тумане, как Танино лицо исказилось гримасой душевной муки.
Она тихо отошла в сторонку, уселась на обломок проржавленной конструкции, напоминающей опрокинутый набок строительный кран, закурила свою дымную «Тройку» и… тихонечко, по-девчачьи заплакала. Ну вот, приплыли.
Я видел, как подергиваются ее тонкие плечи. Я почти видел, как раздуваются ее красивые, точеные ноздри – хотя лицо она по своему обыкновению закрыла руками.
Мое сердце сжалось от нежности. И я понял, что должен… что я должен? Как пишут в романах, «что-то предпринять».
Вообще говоря, тема уже давно назрела. И перезрела. Мне было ясно как дважды два четыре, что я влюбился в Таню с первого взгляда. Влюбился безнадежно, глубоко, навсегда – в том смысле слова «навсегда», который в принципе доступен нам, таким уязвимым, таким смертным. И если бы только дело было не на войне, не в Городе Полковников и не на Глаголе, я уже давно изыскал бы слова для того, чтобы… с Таней объясниться!
А так… Обстоятельства, новые обстоятельства, еще какие-нибудь обстоятельства. Черт бы их подрал! Нас с Таней почти всегда окружали люди. Мы практически никогда не оставались наедине, никаких возможностей для этого не представлялось. А когда появлялся намек на такую возможность, мы оба делали вид, что намека этого не заметили.
Да, товарищи! Мы с Таней были невероятно озабочены соблюдением приличий, мы очень старались, как когда-то говорили девчонки в моем классе, «чтобы никто ничего не подумал». Мы пытались быть святее самого папы, беспорочнее манекенов в магазинных витринах. Почему? Потому что «сейчас не время».
Нет, эти слова вслух не произносились. Они подразумевались. Бог свидетель, каждый раз, когда наши с Таней взгляды встречались, мне становилось жарко от затопляющей меня нежной ярости, хотелось орать «Я люблю тебя!», но я молчал. Во время случайных касаний (а мы все время норовили друг друга коснуться) мое тело бунтовало и возмутительно сигнализировало – хочу еще! И я знаю, чувствую, с Таней было нечто подобное. И вот, именно в Колодце Отверженных, я решил: пора.
Выждав, пока Индрик и компания скроются в сталагмитовой роще, я подошел к оцепеневшей Тане. Сел рядом с ней. И, набравшись наглости, приобнял ее за плечи – хотел утешить.
Жгучее волнение захлестнуло меня, но я сумел взять себя в руки. «Сейчас я скажу ей все, что должен сказать».
– Таня… – робко начал я.
Однако вместо того чтобы в смятенных чувствах приникнуть ко мне и, пока никто не видит, вобрать в себя как можно больше моих утешительных прикосновений (так это мне рисовалось), Таня взвилась, будто ее ужалил овод.
– Что вы делаете?! – истерично воскликнула она, сбрасывая со своего плеча мою руку, отталкивая ее.
– Я… ничего.
– Зачем только вы это делаете?! – прошипела она возмущенно. – Как вам не стыдно?!
Мне не понравилась ее интонация – какая-то официально-подростковая. Раньше я никогда не замечал за ней таких.
Это была другая Таня. Принадлежащая другому человеку. Но я не сдавался.
– Таня, но никто нас не видит! Они все далеко! – прошептал я примирительно.
– Какая разница: видит или нет?!
– Я думал, в этом все дело…
– Нет. Не в этом.
И тут… я наконец вспомнил о Фигуре Умолчания. О ее чертовом женихе. Как его хоть звать – Никита? Боря? Юрочка?
Это из-за него. В нем все дело. Это о нем она думает, это его призрак заставил Таню на меня окрыситься.
Чем он лучше меня? Да ничем.
Но он жених. То есть, по определению, Человек, Сделавший Тане Предложение. А стало быть, по своему статусу этот человек несомненно превосходит меня. Потому что он, этот Никита-Боря-Юрочка, решительный и
Серьезных девушки любят больше всех других категорий мужчин. Наверное, моя Таня не исключение. Ах, теперь мне были смешны мои этические метания в начале нашего с Таней знакомства! Ведь тогда я мысленно каялся перед Таниным женихом, который, возможно, бьет клонов где-то на дальних наших границах, окутанных секретными туманностями и туманом секретов! Тогда, в Городе Полковников, я даже мысленно извинялся перед ним за то, что в Таню влюбился. В начале нашей любви я испытывал к этому загадочному товарищу нечто вроде дружеского участия пополам с холодноватой христианской любовью. Но теперь мое отношение изменилось. Теперь я его, этого Никиту-Борю-Юрочку, про которого не знал ровным счетом ничего, ненавидел. Лютой, животной ненавистью человека, у которого грозят отнять самое дорогое. Я был готов пойти… да на что угодно. Вплоть до, извините, банального убийства. Глагол, что ли, на меня так подействовал?
Решение пришло ко мне само, словно бы вспышкой озарив мое сознание.
Я затушил сигарету о рифленый край своего ботинка. Прочистил горло. Повернулся к Тане и сказал:
– Таня, выходите за меня замуж.
– Что? – Ее глаза яростно блеснули. – Что вы сказали?
– Я сказал то, что я сказал, – повторил я отчетливо. – Выходите. За. Меня. Замуж.
Танины щеки вспыхнули и я почувствовал непреодолимое побуждение поцеловать ее. Но, конечно, сдержался.
– Да как вы можете это говорить? Как вам не стыдно? – наконец выговорила Таня, размазывая слезы по щекам.
– Не вижу в этом ничего стыдного. Просто выходите за меня замуж – и все.
– Да что вы заладили, Саша!
– Я заладил, потому что я так думаю.
– Какой же вы… какой же вы… бессовестный!
– Почему?
– А как же ваша… невеста?! – наконец выпалила Таня. – Ведь она ждет вас! Наверное, все глаза уже выплакала!
– Кто? Кто-кто меня ждет? – переспросил я, поскольку ушам своим не поверил.
«Откуда только она знает про Иссу?»
– Она! Ваша невеста!
– Моя невеста погибла.
– Да?
– Да. Но если бы даже не погибла… Я вам клянусь, Таня. Плевать на невесту. Бывают в жизни ситуации, когда на всё, на всех плевать. Когда уже все равно. Я не могу уже больше на вас смотреть. Я просто умираю, когда на вас смотрю, когда я думаю о том, что мы, возможно, погибнем, а вы даже не узнаете о том, как сильно я люблю вас. И я мучительно, ну просто нечеловечески хочу вас. Извините меня за откровенность. Это здесь воздух такой – адский. Не хватает человеческих выражений. Высоких выражений мне не хватает.
