и загрустили. Шутка ли? И так мы маму видим только по вечерам, когда она с работы приходит и по выходным, которые пролетают не успеешь глазом моргнуть, так теперь, видите ли, целую неделю нам без нее жить. Просто безобразие!
Особенно загрустил Лешка. Он даже похудел от расстройства и стал квелым, как вареная свекла. А после того, как мы маму проводили на вокзал и посадили на поезд, он и вовсе заболел. Вернулся домой, лег на кровать и стал молча лежать, отвернувшись к стенке.
На время маминого отсутствия к нам переехала жить бабушка.
– Не иначе Лешенька заболел, – сказала она и потрогала лоб брата. – Температуры вроде нет. А глаза больные. И бледный чего-то.
Покачала она головой и пошла готовить ужин. Когда стол был накрыт, Лешка вяло приплелся на кухню, но есть почти ничего не стал. А аппетит у него всегда был очень даже замечательный.
– Странно, – сказала бабушка. – Что это с тобой, Алексей?
Поглядел я на Лешку и у меня тоже аппетит пропал. Мне тоже было тоскливо и ничего не хотелось делать. А к вечеру у Лешки поднялась температура. Он у нас такой: если разволнуется из-за чего-нибудь, то у него может подскочить температура. Вот она и подскочила.
Утром я в школу пошел один. И мне было очень грустно, и весь день я был сам не свой. Я даже с ребятами мало общался и на уроках плохо слушал. Хорошо хоть двойку не схлопотал.
Вернулся я домой после уроков, смотрю, лежит мой брат носом к стенке и пальцем обои ковыряет. Проковыряет дырочку и отрывает обои от стены кусочками. Прямо как маленький ребенок.
– Что же ты стену портишь? Смотри, какое теперь здесь пятно некрасивое! – отругал я брата.
– Ну и что? – безразлично прошептал Лешка.
– Как ну и что? Вернется мама, увидит такое безобразие на стене, расстроится. Ты этого хочешь?
Лешка ничего не ответил. Только к вечеру, смотрю, он еще одну дырку на обоях проковырял. И вместо одного серого бетонного пятна, темнели на стене уже два. Бабушка это увидела, тоже на Лешку набросилась и стала его ругать за то, что он стену испортил.
– Это же теперь обои переклеивать надо! – возмущалась она. – Не ребенок, а просто наказание.
– Ну и будет тебе от мамы, – сказал я брату, ложась спать.
– Ну и что? – едва слышно сказал Лешка и всхлипнул.
– Ты это чего? – забеспокоился я. Смотрю и вижу, как по лицу брата стекают одна за другой две слезинки. – Рёва-корова!
– Ну и что? – всхлипнул еще раз Лешка и заплакал. – Я к маме хочу.
И оттого, что он заплакал, мне так тоскливо стало, что тоже плакать захотелось. Даже глаза защипало. Но я все-таки сдержался.
– Ладно, не плачь, казак, атаманом будешь! – как можно бодрее сказал я.
– Не хочу быть атаманом. Хочу к маме.
Да, Лешка у нас иногда бывает маменькиным сынком и плаксой. Я даже не знал, как его утешить. Не по голове же его гладить. Все-таки человек уже во втором классе учится. И тогда я пригляделся к стене и вдруг меня осенило:
– Смотри, Леха, а вот это пятнышко, что ты проковырял, на кошку похоже.
– Где? – оживился Лешка. – Которое?
– Да вот! Смотри. Прямо настоящая кошачья мордочка. Вот нос, вот ухо, а вот шея. Правда, здорово?
Лешка шмыгнул носом и пальцем обвел свое творение.
– Ничего не похоже! – угрюмо пробурчал он.
– Эх, ты! – воскликнул я. – Сейчас я тебе покажу.
Я выскочил из постели, прямо босиком подбежал к столу, взял коробку с цветными фломастерами и вернулся в кровать.
– Смотри!
Через десять секунд серое пятно превратилось в веселого озорного кота с хитрой мордой.
– Теперь видишь?
– Здорово! – восхитился Лешка. – Действительно кот. На Катиного Бастика похож. Точно, вылитый Бастик! Классные ты ему глаза нарисовал. Только раскрасить надо, чтобы красивее было.
– Давай раскрасим, – согласился я.
И мы раскрасили нашего кота. Получилось очень здорово. Лешка и плакать забыл, так он котом залюбовался.
– А как мы его назовем? – спросил он.
– Как хочешь, так и назови, это же твой кот. Ты его наковырял.
– Раз он на Бастика похож, то пусть Бастиком и будет.
Так на нашей стенке появился новый жилец. Кот Бастик.
Утром Лешка опять в школу не пошел. Бабушка его не пустила, сказала, что у него горло красное. Лешка остался дома, но не такой несчастный, как прежде, потому что рядом с ним на стене красовался Бастик.
Вечером Лешка снова начал морщить нос и хныкать, что он хочет к маме. Я решил это прекратить. Ткнул в новое пятно, которое Лешка проковырял днем.
– Смотри, – весело сказал я, – а это ведь вылитый слон.
– Не похож, – скривил губы Лешка, а сам мне фломастер протягивает.
Нарисовал я слона. Такой слон замечательный получился, мне самому понравился.
– Как из мультика, – заулыбался Лешка и стал слона раскрашивать.
А третье пятнышко у меня превратилось в жар-птицу из сказки про Конька-Горбунка.
– Супер! – воскликнул Лешка.
На следующий день, когда я пришел из школы, меня ждали еще два свежих пятна. Одно я превратил в бегемота, а другое сам Лешка сделал крокодилом. Крокодил у него, правда, вышел кривоватый, но ничего. Я поправил. Не зря же три года в художественную школу хожу. Каждому зверю мы дали имя, и про каждого сочинили не одну историю. И за этим занятием время как-то быстро пробежало. А потом вернулась мама и ничуточки нас не ругала за то, что мы обои испортили. Так и получилось, что на нашей стене у кровати появился самый настоящий зоопарк.
Цирк приехал!
В наш город приехал цирк. Это удивительное событие. И хотя цирк каждый год приезжает, все равно здорово. Город, словно по волшебству, преобразился оттого, что кругом запестрели большие разноцветные плакаты с клоунами, лошадьми и акробатами. Лето тоже стало сразу теплее и веселее. И небо стало таким голубым, что на него больно было смотреть. Мы с Лешкой обожаем цирк и даже мечтаем стать клоунами, когда вырастем, или акробатами. На худой конец, дрессировщиками. Я в цирке был раз десять, наверное, а может быть, и того больше. Лешка был в цирке на два раза меньше меня. Потому что он младше. И он мне страшно завидует и мечтает меня обогнать. Но я этого не допущу.
Как только мы узнали, что приехал цирк, все разговоры были только об этом: мы с ребятами сидели на лавочке перед подъездом и вспоминали, кто сколько раз ходил в цирк, когда, и где, и что там видели. Мы с Лехой оказались победителями, потому что выяснилось, что больше нас в цирке никто не был.
И только Катя во время нашего разговора о цирке почему-то молчала и вообще была какая-то грустная и безучастно смотрела в сторону.
– А ты, Катя, сколько раз в цирке была? – спросил Лешка.
И тут вдруг Катя повела себя странно. Глаза у нее сделались злыми, колючими, она прищурилась, прямо как наша мама, когда ругать нас собирается.
– А тебе какое дело, сколько раз я в цирке была? – ни с того ни с сего набросилась она на Лешку.
– Ты чего? – опешил Лешка. – Чего взъерепенилась?
– Ничего! – яростно ответила Катя. – Расхвастались тут! Десять раз они в цирке были! Клоунами хотят быть! Подумаешь! Акробаты глупые!
Она пшикнула, прямо как чайник, сложила руки на груди и отвернулась.
– Кать, ты чего так разозлилась? – опять уже осторожно подступился к ней Лешка и легонько тронул ее за локоть.
