03 ноября 1940 года, 09 часов 50 минут.
— Гейнц, да ты же пьян, скотина! — с командира отделения, обергефрайтера Рудольфа фон Карлова в настоящий момент можно было бы писать картину «Совесть в изумлении».
— Ничего подобного, Руди, у меня румынский национальный праздник, похмелянды, — не согласился с другом и командиром Генка, отрицательно мотнул головой и тут же со стоном ухватился за нее. — Vaschu Maschu, что ж так погано-то?
— Нет, ты как в таком состоянии собираешься воевать? — изумился обергефрайтер.
— А ты думаешь, что в таком состоянии можно жить мирно? — Кудрин ответил страдальческим взглядом. — А вообще-то у меня отпуск, ох…
— Забудь о нем. Утром началось наступление противника по всему фронту, к обеду все отпуска отменят.
— К обеду я отлежусь уже. У нас учитель труда в интернате, если с вечера хорошо выпивал, всегда до обеда дрых, а потом был бодрый как огурчик, — сидевший на полу Генка прислонил голову к стене и, прикрыв глаза, зевнул. — А пока не мешай мне, ладно? Разбудишь, когда отпуск отменят.
— Засранец, — Рудольф покачал головой. — Форменный. На кровать-то ляг, позорище вермахта.
— Не вермахта, а Абвера, — пробормотал Кудрин. — И когда я лежу, меня мутит. А так ничего, вроде…
Молодой человек причмокнул губами — было видно, что он уже на половине пути к точке рандеву с Морфеем. Обергефрайтер фыркнул и вышел из комнаты.
Город Сарыкалмаш, штаб группы армий «Турция».
05 ноября 1940 года, 13 часов 30 минут.
— … продолжает наступление. После упорных боев нами были оставлены Ешельхисар и Невшехир, — докладывал оперативную обстановку начальник штаба, комкор Москаленко. — Двадцать третий танковый полк продолжает удерживать Деринкую и Бекарлар, но у них недостаточно горючего, чтобы выйти из окружения самостоятельно. Сейчас нам удалось застопорить продвижение неприятеля у Сртака, но если не предпринять активных действий, вскоре мы будем вытеснены за Кызылырмок.
— Надо же. — Рокоссовский невесело усмехнулся. — Позавчера была жопа, вчера была жопа, сегодня — полная жопа… Черт возьми, а ситуация-то стабилизируется! Значит так: выводим из резерва Тридцатый танковый полк и отправляем деблокировать Деринкую. Заодно и проверим в боевых условиях, что это за КВ-2 такое, которыми он укомплектован. А в поддержку мы им выделим… мы им выделим… тувинцев мы им выделим в поддержку, вот. Два батальона.
Перевал Киликийские Ворота.
29 ноября 1940 года, 12 часов 25 минут.
Киликийские Ворота — проход в горах очень длинный. Он тянется через весь Тавр, вдоль русла реки Чакыт, которая тысячелетиями, подобно пиле, пропиливала себе путь среди камней, навеки разделив хребты Болкар и Аладаглар узкой трещиной, по дну которой ныне вьются две транспортные артерии — обычная, и железная дороги.
Случись в самом начале войны на юге Турции войска, хотя бы и полк горных стрелков, штурм этого пути сообщения между центром и югом Турецкой Республики дорого обошелся бы французам и англичанам. Только стремительность их удара помогла без боя захватить этот стратегически важный и, по сути, единственный пригодный для большой массы войск путь. Сейчас, во время нового, уже выдохшегося и забуксовавшего наступления, войска в Центральной Турции снабжались по этому проходу. Фактически все их снабжение оказалось подвешено на тонкой нити, имя которой — Киликийские Ворота.
Нельзя сказать, что подкрепления и припасы шли по этому пути бесконечным и непрерывным потоком. После захвата испанцами Гибралтара снабжение армии на Ближнем Востоке было серьезно осложнено и шло через Суэц и Иран, разделяясь на два ручья, один из которых тек в Северную Африку, к Александеру, а второй — в Турцию, к О'Коннору и Вейгану. И это были жидкие ручейки.
Британский торговый флот, избиваемый немецкими подводниками, испытывающий затруднения с топливом, не мог полностью удовлетворить потребности армейцев, и лишь гегемония Канингхема в Средиземном море, в свою очередь срывающего снабжение Гарибольди и Роммеля, не позволяла им успешно наступать на египетском направлении. Этой же, во многом, причиной объяснялось и то, что уже через неделю после начала наступления англо-французских войск продвижение их сильно замедлилось, а затем, невзирая на все усилия, и вовсе сошло на нет. Гот и Рокоссовский вновь не допустили врагов до Анкары, хотя ее предместья уже были видны с передовых позиций атакующих, и, судя по всему, готовились к контрнаступлению. Срыв в снабжении англо-французов в этой ситуации, задержка доставки подкреплений, горючего и боеприпасов грозили самыми печальными для них последствиями. Однако находящейся глубоко в тылу транспортной артерии, казалось, ничто не угрожало при установившемся паритете в воздухе, хотя мосты, автомобильные и железнодорожные, на всем протяжении Киликийских Ворот были взяты под охрану сразу после их захвата.
— Что это, Жан? Какая-то пыль над дорогой, — рядовой Жильбер Ноиль произнес эти слова с ленцой, неторопливо. Какая опасность могла угрожать ему и его товарищам здесь, глубоко в тылу, в нескольких километрах от Намруна? Определенно — никакая.
Его товарищ, вместе с которым он стоял на карауле у перекинутого через небольшое ущелье старинного каменного моста, козырьком приложил ладонь ко лбу, прищурился и несколько секунд вглядывался в дорогу.
— Стадо баранов, — наконец произнес он. — Шестеро мальчишек, арба, запряженная ишаком, и стадо баранов. Интересно, куда они их перегоняют?
— Мне больше интересно, разрешит ли аджъюдан экспроприировать хоть одного на нужды французской армии? Надоел сухой паек, хочется свежего мясца. Помнишь, как Валери готовит баранинку, а? Пальчики оближешь. — Ноиль закатил глаза, призывая сослуживца вспомнить ощущения от поедания такого же, отнятого у турецких пастухов барашка.
— Ну, так он же раньше работал в ресторане, — Жан сглотнул густо выделившуюся от воспоминаний слюну. — Давай, беги к мсье командиру, буди скорее. Они появятся здесь не позднее, чем через четверть часа.
Когда отара и сопровождающие ее мальчишки, из которых старшему едва ли исполнилось восемнадцать, а младший выглядел четырнадцатилетним, пригнали баранов к мосту, дорогу им преградили пятеро ухмыляющихся, донельзя довольных французов. Старший из пастухов, одетых в весьма живописные лохмотья, что-то энергично начал говорить аджъюдану по-турецки, отчаянно при этом жестикулируя, указывая то вперед, в направлении их движения, то назад, делал большие глаза, размахивал руками, в общем, вел себя глупо, вызывая на лицах солдат все более и более широкие улыбки. Командир охраняющих мост французов отвечал односложно, качал головой, тыкал рукой в сторону баранов и грозно хмурил густые брови. За время этой беседы мальчишки-пастухи переместились к самому входу на мост, ближе к своему вожаку, и бросали мрачные взгляды на французов — по всему выходило, что с одним, а то и несколькими баранами им предстояло расстаться. Наконец ведший беседу парень тяжело вздохнул, опустил плечи и обреченно махнул рукой, предлагая аджъюдану следовать за ним и самому выбрать животное на заклание. Готовые в любой момент надавать мальчишкам по шеям, буде те упрутся, солдаты расслабились и начали довольно переглядываться. Их командир сделал пару шагов за своим визави, и тут же в воздухе блеснуло несколько ножей, выхваченных мальчишками из-под лохмотьев. Все пять французов без звука повалились наземь.
— Гудериан! Доставай взрывчатку из арбы! — по-немецки крикнул старший из «пастухов», вытирая свой кинжал о форму аджъюдана. — Торопимся, парни, через час тут будет колонна английских танков!
— Не бзди, Руди, всё успеем, — отозвался Генка, скидывая солому с ящиков, которой они были засыпаны. — No pasaran!
Москва, Кремль.
10 декабря 1940 года, 19 часов 45 минут.
