каждым словом тон майора становился все более и более грозным. Вдруг он осекся, в глазах его мелькнула смешинка, и уже тихим, доверительным голосом он добавил: — Но прежде чем делать столь далеко идущие выводы, ты и впрямь лучше с товарищем Мироновым посоветуйся.
Полтора часа спустя Арсения Тарасовича, только что проконтролировавшего отгрузку ГСМ для своего батальона, окликнул начальник особого отдела бригады.
— К турецкому походу готовишься? — спросил Миронов не здороваясь.
— Ото ж, — кивнул довольный, как наевшийся сметаны кот, майор. — На днях отправляемся, дел невпроворот. Не могу ж я допустить, чтоб союзники освободили Иерусалим без меня.
С территории собственно Турции Гот и Рокоссовский уже выбили Вейгана и О'Коннора и даже Сирией почти полностью овладели, но среди советских солдат и командиров отправка на фронт по-прежнему называлась походом в Турцию.
— А вот не езди ты мне по ушам, Вилко, — скривился Василий Михайлович. — Дела у него, вы гляньте. Если судить по твоей довольной морде лица, с младшим лейтенантом госбезопасности Ванницким о его подозрениях ты беседовал. Ибо если у тебя все хорошо, то кому-то от этого точно погано.
— А то можно подумать, что он тебе о нашем тет-а-тете не доложил, — ухмыльнулся майор.
— Доложил, — это слово особист практически выплюнул. — И еще выразил подозрение, сформировавшееся у него после вашей беседы, что ты бывшему батальонному комиссару не однофамилец, а прямой родственник и пособник. Как, кстати, и полковой комиссар Двадцать третьей танкобригады Вася Вилков.
Арсений Тарасович затрясся от беззвучного хохота, прислонился к стене склада и начал медленно по ней съезжать, ухая, всхлипывая и постанывая.
— Я… надеюсь… — выдавил он из себя, обеими руками утирая выступившие на глазах слезы, — ты ему… всей правды… не сказал?
— Правды? — полковой комиссар усмехнулся. — Не дождешься! Я, знаешь, тоже большой любитель поржать за чужой счет. Как я его сомнения по поводу Луца, Хальсена и Бохайского развеял, этого я тебе не расскажу, довольствуйся фактом, а вот насчет тебя ему заметил, что сам давно имею о тебе подозрение, и велел следить за тобой в оба глаза. Так что учти, Тарасыч.
— Учту, — простонал уже с земли Вилко.
Возращение майора в батальон ознаменовалось его командным, полным недовольства, рыком:
— Товарищ батальонный комиссар, вы почему свои прямые обязанности не исполняете? Отчего стенгазета с наглядной агитацией уже почти неделю одна и та же?!!
Тихий океан, борт линкора «Нагато».
07 сентября 1941 года, 16 часов 25 минут.
Катер с «Акаги» пришвартовался к борту флагмана Дай-Ниппон Тэйкоку Кайгун, и по трапу медленно, с видимым усилием, но с непроницаемым лицом и, всяко уж, без кряхтения, старческих охов и одышки поднялся Нагумо Тюити, в парадной форме и при орденах.
«Совсем старика артрит замучил», — сочувственно вздохнул про себя тайса Яно Хидэо и, сделав шаг вперед, вежливо поклонился ступившему на палубу его корабля тюдзё.
— Конищи-ва, сёкан. Тайсё[56] с нетерпением ожидает вас с докладом в своей каюте. Если вам будет угодно, я сопровожу вас к нему.
— Вы окажете мне этим великую честь, Хидэо-сан, — командующий «Кидо бутай» вежливо кивнул в ответ капитану флагманского линкора.
Оба японских офицера направились в адмиральский салон «Нагато», по пути обменявшись ничего не значащими фразами. Конечно, Яно просто умирал от желания узнать подробности налета на Перл-Харбор, однако выспрашивать их, да еще до официального доклада командующему, счел невозможным. Впрочем, он рассчитывал разузнать все чуть позже у Хасегава[57] — ну или у командира любого другого авианосца. Единственное, что несколько настораживало тайса, это отчего Ямамото решил принять победителя американского флота у себя в салоне, наедине, а не на мостике, чтобы поздравить от имени всех офицеров флота. Просто недоволен начавшейся войной? Что ж, его неприязнь к военному противостоянию с США общеизвестна, но это не повод вести себя столь недопустимо. Получил дурные известия и хочет обсудить их с Нагумо? Такое возможно, но Тюити-сан, сёкан хотя старый и опытный, но не единственный, чьё мнение должно волновать командующего. Или же Нагумо умудрился вызвать чем-то недовольство Ямамото? Тайса не мог даже предположить, что могло бы послужить этому причиной.
Меж тем именно последнее предположение Яно Хидэо было наиболее близко к истине. Ямамото принял командующего «Кидо бутай» довольно прохладно.
— Конищи-ва, уважаемый Нагумо-тюдзё-сан, — приветствовал он вошедшего, стоя у стола с картами. — Легким ли было ваше возвращение из похода?
— Конищи-ва, уважаемый Ямамото-тайсё-домо, — ответил Тюити-сан. — Благодарение Сагару и Будде Амиде,[58] оно прошло без неприятных неожиданностей.
— Присаживайтесь, — Ямамото указал на один из стульев и сам занял место за столом. — Я ознакомился с вашим докладом о результатах нападения на восточных варваров, теперь мне хотелось бы узнать некоторые подробности.
Тюдзё кратко и сдержанно доложил о результатах атаки Перл-Харбор. Слушавший его командующий при этом не проронил ни слова.
— … таким образом мы уничтожили не менее трех линкоров или тяжелых крейсеров, два авианосца и нанесли значительные повреждения всем прочим тяжелым силам. И я, и каждый сикан[59] моего соединения уверены в том, что США не смогут предпринять на море никаких активных действий в ближайшее время. Ничто не помешает солдатам дай-Ниппон тэйкоку рикугун овладеть Филиппинами и Индонезией.
— Увы, уважаемый тюдзё, — покачал головой Ямамото, — мы можем быть уверены лишь в погибших кораблях. Кораблях, чей уход на дно наблюдали ваши пилоты. Что же касается повреждений… Тюити-сан, вы же сам служили на «Сойя». А ведь его еще и со дна бухты Чемульпо пришлось поднимать. Отчего вы не послали свои самолеты в новую атаку?
— Господин Ямамото, это было невозможно. Экипаж и летчики «Сёкаку» еще слишком плохо обучены. Кроме того, восточные варвары дрались отчаянно и умело, я потерял тридцать два самолета с экипажами, и половина из вернувшихся машин была повреждена. Я счел слишком рискованным повторить атаку, особенно после того, как нами была утеряна внезапность.
— Я понимаю ваши опасения, — кивнул «80 сен».[60] — Но не могу их разделить. Вами не была в должной мере уничтожена инфраструктура вражеской базы, и мы не можем быть уверены в тяжести нанесенных линкорам противника повреждений. Если уж один из них умудрился выйти в открытое море прямо во время атаки…
Ямамото покачал головой.
— Дымы от пожара еще не значат тяжелых повреждений.
Нагумо смертельно побледнел и склонил голову.
— Я и только я несу ответственность за провал операции, Исоруку-сан. Если мне будет позволено, я…
— Не будет! — резко перебил Нагумо тайсё.[61] — Нихон коку[62] не настолько богата, чтобы позволить себе разбрасываться грамотными и опытными командирами! Я приказываю вам, Нагумо, — слышите? — категорически приказываю выбросить эту блажь из головы!
Ямамото перевел дух и продолжил уже более спокойным тоном.
— Вы заботились о жизнях и здоровье своих подчиненных, и это может быть основанием лишь для похвалы в ваш адрес. Кроме того, нам придется несколько откорректировать наши планы с учетом риска появления линейных кораблей неприятеля в море, но, боюсь, мы переоценили их значение. То, что вы совершили, ясно показывает нам, что обладание морями отныне зиждется вовсе не на артиллерийских кораблях, а на авианосцах, количество которых вы, Нагумо-тюдзё-сан, уменьшили у противника в два. Подумайте сами, если бы даже вы потопили только авианосцы и не задели ни одного другого корабля,
