каковы были бы шансы американцев при дальнейшем столкновении всего их Тихоокеанского флота с одним лишь «Кидо бутай»?
На подступах к городу Вэйбридж.
16 сентября 1941 г., 16 часов 25 минут.
Зенитный пулемет загрохотал практически над ухом бригадира Хорнблауэра, едва не заставив старика подпрыгнуть на месте и выронить бинокль. Несколько солдат в фельдграу, пытавшиеся рывком продвинуться в сторону британских окопов, залегли и попытались отстреливаться.
— Староват я для современной войны, — вздохнул командующий полком лондонского ополчения, противостоящего натиску «Великой Германии».
Бригадир начинал службу в те стародавние времена, когда в Африке еще не бесчинствовал Бешеный Мулла, а колониализм являлся единственной политикой европейских держав, отдал лучшие свои годы служа Британской Империи в колониальных войсках, где и угробил некогда богатырское здоровье, побывал не в одном бою, был серьезно ранен при разгроме Верблюжьего корпуса под командованием полковника Кронфилда,[63] потом служил в Индии…
До недавнего времени он доживал свой век в собственной усадьбе недалеко от Сити, ездил с визитами к таким же, как и он, старикам, принимал гостей сам, но, в целом, светской жизни чурался, предпочитая на приемах, куда он не мог не явиться по тем или иным причинам, посиживать за столиком где-нибудь в уголке, в обществе бокала, сигары и бутылочки кларета.
Хотя Хорнблауэра периодически и одолевали старческие хвори, хоть и донимала порой лихорадка, которой наградили его тропические джунгли Индии, сэр Горацио был еще крепок и помирать в ближайшее время ни в коем случае не собирался, а уж уступать благословенную Англию бошам — тем паче. Едва Георг VI (храни его Бог) распустил Парламент и выступил с обращением к жителям Великобритании, где призывал их, всех как один, встать на защиту Родины, бригадир облачился в парадный мундир со всеми орденами, повесил на бедро шпагу и отправился в штаб Бернарда Лоу Монтгомери, возглавившего оборону юго-восточной части страны и, собственно, Лондона — послужить Британской Короне в последний раз.
Генерал и его штаб были в смущении. Сам Монтгомери некогда, пусть и недолгое время, служил в одной части с покойным сыном сэра Горацио и хорошо знал старика, немало из его офицеров проходило службу, в то или иное время, под началом Хорнблауэра, все они отлично сознавали, что он старый и славный служака, храбрый солдат, но, увы, ни черта не смыслит в том, как вести войну в современных условиях. Отказать ему было немыслимо, дать под начало боеспособную часть — невозможно. Бригадир и сам понимал это ничуть не хуже более молодых офицеров: старость старостью, но из ума этот в высшей степени здравомыслящий джентльмен отнюдь не выжил, а привычки делить мнения на свои и дурацкие и вовсе никогда не имел. Он попросил скромную должность командира добровольческого полка. «Я давно не юн, — сказал он тогда, — но проследить за строительством укреплений и рытьем рвов пока еще вполне способен».
Кто же знал тогда, что корпус Манштейна все же сможет выйти в предместья Лондона, и на его пути окажутся лишь кто чем вооруженные ополченцы Хорнблауэра, сотня регулярных солдат из разбитых в бойне под Гастингсом полков и одна единица бронетехники — жители столицы даже «Малыша Вилли» вытащили из музея, отремонтировали, и теперь бронированный ветеран Великой Войны вновь готов был сражаться. Сражаться со всей танковой мощью Вермахта.
— Как вы думаете, МакОуэн, скоро они догадаются, что на холмах к югу от нас никого нет? — обратился Хорнблауэр к своему заместителю, такому же ветерану, как и он сам.
— Не более, чем через четверть часа, сэр, — флегматично отозвался полковник. — Хотя если к ним за это время подтянутся танки из-под Уокинга, нам так и так крышка.
— Вы не верите в наши двухфунтовки, сэр Джеймс?
— Я не верю в наших канониров, сэр Горацио.
— Что ж, сделать мы все равно ничего не можем. Людей у нас для тех позиций нет, а подкрепления задерживаются. — Бригадир, даже сейчас облаченный так же, как и при визите в штаб Монтгомери, пожал плечами. — Остается лишь сражаться и умереть. Империя велика, но отступать нам нынче некуда — Лондон за спиной. О! Гляньте, похоже, фон Штокгаузен отправил к холмам два отделения для разведки.
— Быть может, отрядить туда несколько человек, сэр? — спросил МакОуэн. — Постреляют, создадут видимость обороны, может, и обманут бошей.
— Они, увы, немцы, а не идиоты, полковник. К тому же противник заканчивает концентрацию сил. Держу пари, роту наш визави направит на охват фланга, а сам ударит на нас в штыки не позднее чем через десять минут.
— Думаете, решится? — усомнился сэр Джеймс.
— Звук выстрелов охотничьих штуцеров, а ими у нас вооружена едва ли не треть солдат, он от пальбы из современного оружия отличит, можете не сомневаться, — бригадир извлек из кобуры револьвер и взвел на нем курок. — Не дурак, понял кто ему дорогу перекрыл. Эх, мы с вами пожили, умирать нам не страшно, МакОуэн. Об одном молюсь: лишь бы наша гибель была не напрасна, только бы успел Монтгомери стянуть силы хотя бы под Уолтон-на-Темзе. Если б знать что так и будет, счастливым человеком я бы покинул этот свет, сэр Джеймс. Пойдемте, нам надо подбодрить наших солдат перед их последним боем.
Бригадир и полковник прошлись по полнопрофильным окопам, вырытым волонтерами. В большинстве своем это были либо уже пожилые, с сединой и залысинами почтенные отцы семейств, либо сущие юнцы, ученики колледжей, и молодые рабочие, напуганные близостью врагов.
— Ничего-ничего, молодцы. С такими солдатами, как вы, я бы и от целой армии Лондон отстоял. — Словам Хорнблауэра, разумеется, мало кто верил, но при виде бравого боевого генерала при полном параде на сердцах у англичан становилось как-то легче, хотелось надеяться, что с таким командиром не пропадешь. — Не раскисать, рядовой, а то выражение к лицу прилипнет, на порог приличного борделя не пустят!
— А, капрал Браун! — МакОуэн тоже не отставал от командира. — Смотрю, старая гвардия вновь в строю! Что, вдарим бошам, как тогда, на Сомме?
— Благослови вас Господь, сэр, столько они здесь не продержатся.
Посыльный с наблюдательного пункта нагнал Хорнблауэра и что-то шепнул ему на ухо. Тот кивнул и жестом отпустил его обратно.
— Приготовиться к отражению атаки! — громко приказал он, а потом, много тише, добавил: — Немцы начали выдвижение к холмам, сэр Джеймс. Сейчас начнется.
Старики подошли к брустверам с револьверами в руках. Все, что могли, они сделали. Оставалось только отстреливаться.
Сэр Горацио не ошибся — минуту спустя солдаты «Великой Германии» начали атаку. Где короткими, а где и довольно длинными перебежками преодолевали они открытые пространства, мастерски укрываясь в мельчайших складках местности, отвечая на частую, но беспорядочную пальбу ополченцев редкими, но убийственно точными выстрелами, сближаясь под прикрытием огня минометов и полевых пушек для последнего рывка.
Хорнблауэр выцелил очередного солдата в фельдграу и выпустил последний патрон из своего «веблея».
— Все, — с мрачной торжественностью произнес он. — Сейчас сойдемся.
Однако на сей раз бригадир ошибся. Отправленная на захват высот рота немцев, чего сэр Горацио не заметил, в панике улепетывала назад. Миг, и земля дрогнула от дробного грохота копыт, запели рожки, и через холмы, на рысях, перемахнул вал королевских конногвардейцев. Они шли умирать — за Англию и короля. В парадной форме.
Это было прекрасное, завораживающее и внушительное зрелище — казалось, время обратилось вспять и на землю вернулись славные времена герцога Веллингтона. В своих черных и красных мундирах, начищенных до блеска кирасах и шлемах с разноцветными плюмажами, с обнаженными палашами, кирасиры, не задерживаясь на перестроения, ринулись вперед, стремительно переходя в галоп, не обращая внимания на полетевшие в их сторону пули, на падающих товарищей и кричащих от боли раненых коней.
