все наши резервы, все наше мужество, целеустремленность и волю к победе, а затем отправить противника в нокаут. Вступая в войну с гораздо более слабыми армией и флотом, чем Япония и ее союзники, мы закончили ее, усилившись, поднявшись к невиданным ранее высотам и теперь, без сомнения, являемся самой могущественной державой на Земле. Державой, сильной не только пушками, самолетами и кораблями — державой с мощной современной экономикой, но, главное, державой, чей народ проявил воистину несгибаемый дух. Дух победителей и первопроходцев, каковыми были наши предки.
Все мы, и мужчины, и женщины, народ США, приложили усилия для этой победы, и если бы великие деятели прошлого, отцы-основатели нашей страны, встали сегодня из могил, они бы сказали нам: «Мы вами гордимся, американцы. Мы — великий и непобедимый народ»! И я тоже горжусь вами, сограждане. Я рад и горд тем, что я гражданин именно этой, и никакой иной страны!
Меня зовут Честер Нимиц, я адмирал флота и командующий нашими Тихоокеанскими вооруженными силами. И я баллотируюсь в президенты Соединенных Штатов Америки.
Москва, Наркомат Иностранных Дел.
26 декабря 1942 года, 09 часов 40 минут.
Двери за товарищем Литвиновым и графом Чиано затворились, отрезав их и их переводчиков от толпы журналистов, их неуемных вопросов и раздражающих фотовспышек. Министр иностранных дел Италии и нарком тех же самых дел Советского Союза, заверив акул пера в самых радужных намерениях стран в отношении друг друга и непреходящей приверженности обоих государств идеям вечного мира, дружбы и благожелательности в иностранных делах, но ничего не сказав по сути, проследовали в зал для переговоров, где их уже дожидались представители обеих делегаций.
— Первым делом, господин министр, — обратился наркоминдел к своему визави, — позвольте мне от имени Советского правительства выразить признательность как вам, за ваше личное участие в этих переговорах, так и кабинету господина Муссолини и Его Величеству Виктору-Эммануилу за решение провести эту встречу без посредничества третьих стран.
— Благодарю вас, — склонил голову граф. — Его Величество и дуче полагают, что посредничество третьих стран в переговорах не соответствовало бы ни интересам СССР, ни интересам Италии. Кроме того, вопросы, которые я желал бы обсудить, не относятся к сфере интересов третьих стран, и я не вижу оснований обременять их соответствующие дипломатические ведомства процессом переговоров между нашими державами.
В переводе с итальянского дипломатического на русский разговорный этот диалог звучал далеко не столь куртуазно:
— Вы намерены обсуждать с нами что-то без участия Гитлера?
— То, что мы хотим обсуждать, это не его собачье дело.
После этого обмена мнениями последовало еще несколько ничего не значащих протокольных фраз, после чего стороны, наконец, перешли к сути дела.
— Прежде чем начинать обсуждение сотрудничества в сфере судо- и машиностроения, как это было запланировано на сегодня, — произнес Чиано, — нам было бы желательно выяснить позицию советской стороны касательно черноморских проливов и островов Эгейского моря.
Собственно, этот вопрос был единственно важным для него в этих переговорах, все остальные договоренности можно было достигнуть и через посольство.
— Как вам, Ваше Высокопревосходительство, наверняка известно, наше мнение о статусе проливов было однозначно выражено Советским Союзом германскому министру иностранных дел, Риббентропу, еще в январе тридцать девятого года, — ответил Литвинов. — Наша позиция была до вас донесена германской стороной и не вызвала неприятия. Черноморские проливы исторически являются воротами агрессии западных стран, таких, как Англия и Франция, против России, примером чему могут служить и Крымская война, и интервенция во время войны гражданской. Таким образом, из соображений безопасности, отношения Советского Союза с другими черноморскими странами имеют очень большое значение. Между нами, с одной стороны, и Германией, Турцией и Румынией — с другой, было достигнуто принципиальное соглашение о передаче в зону ответственности СССР черноморского побережья Турции, проливов Босфор и Дарданеллы, а также западного побережья Турции. Эти меры направлены только и исключительно для защиты независимости Турецкой Республики и не имеют своей целью получение военных баз для советских ВМС на турецкой территории. Я должен вас заверить, что интересы СССР, как черноморской державы, не простираются дальше, собственно, Черного моря. Что касается Эгейского моря, Советский Союз, не являясь средиземноморской державой, не имеет по поводу их государственной принадлежности никакой позиции. После раздела Греции между Италией, Югославией и Болгарией, а равно после подписания Лондонского мирного договора, по которому Великобритания лишается своих баз в Средиземном море, вопрос об их принадлежности должен решаться между средиземноморскими державами, имеющими владения или протектораты в Средиземном море. К таковым странам в настоящий момент относятся Италия, Болгария, Югославия, Франция, Испания, Германия и Израиль. Мы ни в коем случае не планируем советского военного присутствия за пределами Дарданелл и того побережья Турции, которое необходимо удерживать от десанта, для обороны проливов и Мраморного моря. Советское правительство поддерживает предыдущие международные соглашения о проливах, заключенные в Монтре, и выступает их гарантом. Также мы полагаем, что держава, которой следует включить указанные острова в зону своего влияния, при уважении прав и позиций иных заинтересованных сторон, должна иметь к ним непосредственный выход от своего побережья. Границей интересов такой державы мы полагаем острова Родос и Крит на, соответственно, востоке и юге.
— Относит ли Советский Союз также к зоне такового влияния острова Лемнос и Гёмчеода? — поинтересовался граф, выслушав перевод.
В принципе, для контроля над Дарданеллами ему достаточно было авиабазы в турецкой Гёмче, а уступить Галлиполи можно в обмен на что-то иное. Например, на то, что СССР не станет увеличивать свой Черноморский флот. И турецкого тоже, поскольку большая часть этой страны, явно, вскоре должна была вскоре стать советской, пусть и независимой формально.
«Даже флаг менять не придется, — с сарказмом подумал Чиано. — Красный, и звезда на нем есть».
«Правда», 26 декабря 1942 года.
По сообщению нашего собственного корреспондента из города Яньань, форпоста Коммунистической Партии в Китае, вчера на внеочередном съезде председателем Политбюро и Секретариата ЦК КПК был избран товарищ Мао Цзэдун. Должность председателя ЦК КПК сохранил за собой товарищ Чэнь Дусю.
Как мы уже писали в нашей газете, товарищ Мао был инициатором движения «Исправление нравов» (чжэнфэн), которое включает в себя коммунистическую индоктринацию новых членов партии, активное изучение трудов классиков коммунизма, а также кампании по борьбе с перегибами на местах и самокритике…
Окрестности города Мерсин (Турция).
26 декабря 1942 года, 10 часов 10 минут.
Колонна видавших виды армейских автомобилей неторопливо катилась на запад, увозя в своих кузовах немецких солдат. Увозя от жара и песков Палестины, от засад и ловушек не смирившихся с поражением англо-французских партизан, от тошнотворной деятельности айнзацкоммандо и египетских концлагерей, от мест схваток и могил боевых товарищей. Увозя по разбитым колесами, траками и бомбежками дорогам, мимо полуразрушенных, но уже начавших оживать после войны деревень, к порту, где им предстояло погрузиться на транспорты и наконец-то отправиться домой.
Грузовик подпрыгнул на выбоине, и оберфельдфебель Фишер громко клацнул зубами.
— Мух ловишь, Ролле? — негромко рассмеялся сидевший рядом фон Берне. Настроение у него, да и у всех солдат его роты было превосходным. — Вкусные?
— Жирноваты на мой вкус, — пробурчал папаша Браунбёр. — Могу поделиться, герр оберлейтенант.
— Спасибо, я не голоден, — фыркнул тот. — Отдай местным крестьянам, вишь, как отощали?
