Но случаи бывают разные.
В нашем случае сто процентов летного состава были вымотаны до последней крайности, а задача перед ним, летным составом, встала такая, что хоть плачь.
Это не шутки, когда в твоей системе ловят неопознанные радиосигналы! Даже если они гарантированно антропогенные, радиосигналы означают, что надо лететь и надо смотреть. А кто полетит, когда все падают с ног? Разумеется, лучшие, которым доверие и почет, а заодно — самый большой спрос. Как говорится: большому звездолету — большая торпеда.
Точно про нас с Комачо.
— Скажи лучше, Румянцев, куда мы летим? И что за сигнал такой? Только не надо врать, я же помню, как ты еще на «Тьерра Фуэге» вынюхивал! Значит, что-то знаешь.
Я задумался.
— Что-что! Не знаю я. Вот что!
— Храним верность присяге? Уважаю! Да только ты больше не на флоте! И никто нашего разговора не услышит. Хоть намекни! А то летим, пес знает куда…
— Вот осел упрямый! Я же тебе о чем толкую! Я не знаю, что это было! Да, мы слышали аналогичный сигнал возле Титана, у нас, в Солнечной. Я еще кадетом был, мы учебный полигон обрабатывали. И тут эти звуки в эфире. У нас паника, всех загнали на авианосец — и, к чертовой матери, домой. Все засекретили.
— Это понятно.
— И подписки взяли о неразглашении.
— Это тоже понятно. Но вот ты как думаешь: чужие?
— Ежику понятно, что не свои! — огрызнулся я. — Там, на Титане, оно в принципе могло быть секретными экспериментами со связью, но если сигнал здесь, в Тремезии… Конечно, чужаки!
— М-да… — Сантуш шумно вздохнул. — Чоруги?
— Хрен его знает, товарищ пилот. Может быть, и чоруги. Хорошо, если они. Космораки в агрессии к нашему брату не замечены. Только сомнительно. Чоруги пользуются связью на основе гравитационных модуляторов, нам в Академии так объясняли. Не спрашивай, что за фигня такая, я не в курсе, и никто не в курсе. НВТ — невоспроизводимая технология!
— А что, чоруги совсем радио не используют?
— Почти совсем.
— А почему?
— Да откуда я знаю! Раки!
Я замолчал и перевел дух. Нехороший разговор. С одной стороны, посылать Комачо в цвет нельзя, особенно сейчас. С другой — я подписку нарушать не намерен!
— Чего примолк?
— Думаю.
— Как чего надумаешь, свисти.
— Обязательно.
В.п.с. (ваш покорный слуга) в самом деле думал. И вот над чем. Первый вопрос Сантуша, «Куда мы летим?», был куда насущнее второго — «За кем мы летим?».
Паром «Альфа» выкинул нас в космос за триста тысяч километров от Тирона, с учетом точки упреждения, конечно. Примерно как от Земли до Луны. Дистанция для флуггера-истребителя — довольно серьезная.
Для того были резоны. Разведка должна была осуществляться по возможности скрытно, а для скрытности паром служил, мягко говоря, ощутимой помехой.
Причем, что самое досадное, таинственные сигналы из эфира начисто пропали! Только что канал пилила неведомая шарманка — и вдруг тишина!
По источнику сигнала теперь не прицелиться, но лететь необходимо. Вот мы и летели, говоря откровенно, в неизвестность. Анализ эффекта Доплера выдал приблизительную дистанцию и направление до точки. Но от Шварцвальда до Тирона так далеко, что точку нам нарезали со стороной в сто тысяч километров! А это по меркам скромных возможностей истребителя в смысле самостоятельного обнаружения целей форменное «ПОЙДИ туда, не знаю куда, найди то, не знаю что».
Мы могли летать в этом пространственном кубике неделю и ничего не найти. С парома, конечно, просканировали пространство, но операторам радарного поста похвастать было совершенно нечем.
В итоге несчастные Комачо Сантуш и Андрей Румянцев вынужденно обтекают в кабинах, а умные скафандры периодически колют им стимулятор. Флуггеры набрали стандартную скорость 80М и теперь прут сквозь пустоту в инерциальном режиме.
Перед нами растет Тирон — бесполезный кусок камня вроде Меркурия, а за ним все ярче распускается красная корона Моргенштерна.
— Сантуш, я надумал, — воззвал я в рацию.
— Да ты что! — Сарказма в голосе моего друга хватило бы на целую роту записных пародистов- смехачей. — Тогда излагай!
— Диагноз такой: или тут вообще никого нету; были, да сплыли. Или если они есть, то прятаться могут только с той стороны Тирона. Больше вариантов не вижу.
— Толково! — похвалил Комачо. — А что, если они нас давно заметили, а мы их нет, потому что у них… ну я не знаю… мю-глюонные стелс-генераторы анизотропного пространства, работающие на основе модуляции константы Вральмана? Ну вот такая инопланетная НВТ?
— Честно?
— Честно.
— Ты, гражданин Сантуш, хочешь в это верить? Я нет.
— И я нет.
— Тогда давай так: долетим без замечаний на ту сторону, никого не найдем, доложимся, и пусть паром нас домой забирает, а то уже сил никаких нет.
— А вот это толково, очень толково! — восхитился Сантуш. — Это самая умная вещь, что я слышал за последнюю неделю!
— Ладно, будет. — Готов поклясться, что я покраснел от удовольствия. — Ты про константу Вральмана тоже красиво выдал. Я аж заслушался.
— Правда?
— Правда.
— Предлагаю дома нажраться.
— В дымину?
— До прогорания дюз, к гадалке не ходи.
— До прогорания дюз — это по-нашему. Поддерживаю.
За разговорами, за постройкой Вавилонских Башен будущих планов мы обогнули Тирон.
Эхе-хе… Не надо строить планов. Как можно вообще что-то планировать, если мы не в состоянии прозреть следующую минуту собственной жизни?
Когда диск планеты нежно щекотал своим абрисом лепестки реактивных выхлопов, Комачо вдруг шумно сглотнул. Сглотнул и замолк, будто это и была содержательная часть его сообщения.
Очень непохоже на моего друга, который за словом в карман не лезет.
Очень непохоже и очень неприятно.
Я только теперь до конца осознал, на каком диком нервяке сижу.
— Не понял тебя, Сантуш, прием.
Шумное дыхание.
— Посмотри на гравитационную лоцию. У меня Геленда пропала.
— Что за дьявольщина? Как могла пропасть Геленда? И как мог об этом узнать твой парсер?
— Румянцев, я не шучу! У нас тут по всей системе навигационные спутники развешаны и куча ретрансляторов, все как положено! Данные обновляются быстро и регулярно! Я прямо сейчас принимаю бакен «Тирон-Дельта»! Может, у меня неполадки… Да взгляни ты на карту, cabron! Тебе что, трудно?!
Да нет, не трудно, и я вывел карту на панораму кабины.
