различными, порой звериными методами, и простейшее удовольствие от жестокостей и издевательств, совершенных над безвинной и беззащитной жертвой, какой является раб или рабыня.
Сколько их могил разбросано по всей Италии, а ненасытная волчица всё никак не может успокоиться и требует себе новой пищи. И плывут корабли, и идут караваны со всех концов земли под музыку звенящих цепей, и стонут женщины, плачут дети, в отчаянии сжимают кулаки мужчины, чувствующие своё бессилие. И свистит вечным жилом бич надсмотрщика, оставляя кровавые следы на обнаженных спинах несчастных. Днём палит их беспощадное солнце, а ночью обливает холодом равнодушная луна. И весь древний мир исчерчен, как меридианами кровавыми следами, что остаются после таких караванов.
Актис видела впереди лишь ужас, одиночество и мучения. Она плелась за Демицием по тёмным улицам города. Их шаги гулко отдавались в тишине. Где-то завыла собака, и под её протяжную песню путники вышли к окраине Неаполя. Мрачно белели в темноте его крепостные стены. Их уже давно не охраняли, и стены скучали в одиночестве. Лишь в главных городских воротах, запертых на ночь, дремала стража.
В то время римляне, завоевавшие весь мир, уже не боялись, что на итальянской земле появится вооруженный и грозный враг. Здесь давно перестали вздрагивать при имени Пирра, Ганнибала или Спартака. А от гражданских войн, как подсказывал опыт, не помогают никакие стены. Поэтому ещё с Августа римляне несколько запустили состояние крепостных стен во многих городах, лежащих в центре страны. Неаполь был в их числе. Его красивые и большие ворота служили более декоративным целям, чем действительно государственно-безопасным. Всякий, кто хотел войти в город и избежать формальностей, с предоставлением документов мог сделать это в стороне от главного входа. В длинной стене было немало мест, служащих такой цели, и нельзя сказать, чтобы они были в бездействии.
Именно такой возможностью и воспользовался Демиций. Вскоре они с Актис были за пределами города и спешили к дороге, которая одинокой лентой бежала к горизонту. Воздух был, прохладен и свеж. Прошёл час после полуночи, и Актис изрядно продрогла.
Солдат немного протрезвел и уже со страхом вспоминал о том, что натворил. Перед, его взором стоял гневный лик матери и бросал ему в лицо страшные проклятия. От запаха крови, который преследовал убийцу по пятам и не давал ему спокойно дышать, он пытался спастись бегством и постоянно наращивал шаг. В ушах его стоял крик умирающей матери, и этот звук страшной болью отдавался в его воспалённом мозгу. С неба вместо звезд смотрели немигающие глаза его жертв и старались заглянуть прямо в лицо. Сердце убийцы прыгало, зажатое в тиски страха, тревоги и тоски. Время словно остановилось для него. Так он дошел до городских ворот и вышел на дорогу.
Никого не было видно за городскими воротами Неаполя, когда пьяный Демиций, таща за собой испуганную и заплаканную Актис, вышел на дорогу. Подумав минуту, он повернул в сторону Капуи. Там у него жил приятель, промышлявший тёмными делишками, скупая украденных рабов и затем перепродавая их в другие руки. Демиций надеялся выгодно продать девочку и, получив за неё деньги, уехать в Рим.
Через три часа ветеран, устав от ходьбы, резко остановился. Его глаза лихорадочно горели, бессмысленно блуждая по сторонам. Грубо дёрнув Актис за руку, он повёл её в сторону густого кустарника, растущего нескольких шагах от дороги. Актис дрожала от страха и с трудом успевала за Демицием, то и дело спотыкаясь на неровной, почти невидимой тропе. Спутавшиеся волос лезли в глаза, босые ноги покрылись садинами и синяками, туника, изодранная руками убийцы Флавии и Гиппократа, едва прикрывала тело девочки. Актис, словно во сне, двигалась за быстро шагающим Демицием, учащённо дыша, и хватая пересохшим ртом воздух. За придорожными кустами открылась ложбина, невидимая с дороги.
— Вот здесь и отдохнём, — пробормотал ветеран, подыскивая осоловелыми глазами удобное место для ночлега. — Иди сюда, крошка, — прошептал он, обхватив Актис за плечи.
Из беззубого рта Демиция запахло дурно и отвратительно. К винным парам примешивались запахи чеснока, солёной рыбы и крови. Девочка передёрнулась от омерзения и страха. Своими сильными руками Демиций крепко сжал девочку и приподняв её, приблизил к себе затем, развязав на поясе верёвку, прихваченную в доме Флавии, начал опутывать ею руки и ноги Актис. Покончив со своей работой, ветеран бросил пленницу на холодную землю и вскоре сам упав рядом, захрапел.
На следующее утро Демиций, проснулся от шумных голосов и скрипа повозок, двигавшихся по дороге. Он быстро вскочил на ноги и тряхнув головой, попытался определить, где находится, непонимающе озирая местность. в двух шагах от него лежала Актис, скорчившись на пожухлой траве. Её руки и ноги были связаны. Казалось, она была мертва. Демиций взглянул на свою одежду, забрызганную кровью, на дрожащие руки. В один миг в его голове пронеслись отдельные события прошедшей ночи.
Актис шевельнулась, повернув голову в сторону своего господина, она со страхом глядела на Демиция, похожего на одноглазого циклопа. Проведя ночь на земле, девочка не сомкнула и глаз, не в силах забыть трагедию, разыгравшуюся в доме Флавии. Под утро, замерзнув на голой земле она попыталась позвать на помощь. Но до дороги, ожившей после ночного безмолвия, охрипший голос не долетал.
«3a что боги так сурово наказывают меня? В чём я провинилась перед ним? Зачем они допустили смерть моей доброй госпожи и несчастного Гиппократа?..» Актис молча глотала стекающие по лицу слёзы, вспоминая жизнь в доме Флавии, которая казалась теперь удивительным и добрым сном. В какой-то момент она попробовала развязать узлы веревки, стягивающие её. Но Демиций крепко связал девочку, и любые попытки освободиться лишь доставляли острую боль, пронзавшую всё тело. Наконец, Актис, отказавшись от попыток освободиться, сжалась и под утро уснула, поджав под себя ноги.
Когда Демиций увидел, что проснувшаяся Актис старается перевернуться на другой бок, он быстро подскочил к ней, и своими мощными руками поставил её на землю. Затем молча развязал пленницу, и повёл за собой в направлении бурлящей дороги.
Они находились примерно в семи милях от Неаполя. Волы и мулы, понукаемые извозчиками, пронзали воздух диким рёвом. Двух и четырехколесные повозки катились по неширокой кирпичной дороге. Брели одинокие путники, тащившие за собой дребезжащие тележки, нагруженные разнообразным скарбом. Невдалеке показались богатые носилки знатного римлянина. Восемь сильных и прекрасно сложенных рабов несли господина.
Когда Демиций и Актис, выбрались на дорогу, они пошли по направлению к Капуе. Мимо них проезжала четырехколёсная повозка и, ветеран махнул рукой кучеру, правившему парой мулов, и попросив подбросить их до города. Извозчик маленькими, быстро бегающими глазами недоверчиво оглядел двух путников. Демиций, подбросив в воздух толстый кошель, украденный у матери, ловко поймал его, дав понять, что они хорошо оплатят за дорогу.
Кучер мотнул головой в сторону своего экипажа. Ветеран, подхватив Актис, забросил её в повозку, и сам, кряхтя, начал забираться в деревянную колымагу. Извозчик ударил шестом мулов по бокам и погнал экипаж по уходящей вдаль дороге.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Когда повозка въехала в городские ворота Капуи, Демиций, расплатившись с кучером несколькими сестерциями, вылез вместе с Актис на грязную мостовую. Неожиданно ветеран поскользнулся на кожуре банана, и громко выругался в адрес эдилов, не заставляющих рабов чистить улицы.
Для Актис Капуя была вторым городом, поразившим её воображение. До неё доносились звуки из ремесленных мастерских, крики торговцев, предлагающих наперебой свой товар. Латинская речь перекрывалась греческой, а та в свою очередь, смешивалась с еврейской, сирийской, персидской и многими другими языками непонятными для Актис. Бронзовые статуи богов величественно возвышались над простыми людьми. Суета на улицах Капуи была схожа с огромным муравейником. Все куда-то спешили, толкали друг друга, стараясь побыстрее пробраться сквозь идущую стеной людскую толпу. Мужчины в туниках, поверх которых были надеты тоги, словно в каком-то незатейливом танце кружили по городу, смешиваясь с женщинами, блиставшими своими нарядами. Дороги были запружены повозками, которые иногда образовывали непреодолимый барьер для пешеходов.
Актис покорно шла за Демицием, который грубо расталкивал встречных людей, чтобы скорее добраться до своего приятеля. Целый калейдоскоп лиц проносился перед девочкой: нахмуренные и суровые
