они опомнились от той неожиданной атаки, что застала их врасплох после поединка центуриона с Валерием, и теперь снова наступали. Откуда они только брались. Там и тут сверкали их короткие мечи. Белые щиты строем бросались на рабов и после каждой атаки несколько мятежников оставались лежать на земле. Всё ближе и ближе друг к другу теснили легионеры восставших. Снова образовалась давка в дверях храма. Малодушные и трусливые бились уже между собой за право первыми проникнуть в узкую дверь.
А те, кто сражался с солдатами, уже не в силах были сдерживать их натиск. Отступать было некуда, и рабы в отчаянии бросались на щиты римлян, многие из которых иэ белых превратились в красные от крови, погибали и убивали сами.
Проход, в котором шло сражение, сужался и вскоре Британец был оттеснен от передних рядов и смог поэтому перевести дух. Увидев, что творится у входа в храм, он стал пробираться туда, чтобы попытаться там навести порядок и сделать отступление организованным. Было трудно бороться с людским потоком, но крепкое телосложение, высокий рост. и громадные мускулы помогли смелому варвару достичь нужной цели.
Оказавшись у входа, Британец стал силой наводить порядок. Это ему удалось не сразу, но постепенно рабы начали соблюдать организованность. Перестав зря давить друг друга, они один за другим стали исчезать в желаемом спасительном проёме. Но это длилось недолго. Вскоре паника вновь охватила рабов и они толпой опять стали штурмовать храм.
Что же послужило тому причиной?
Дело в том, что легионеры подтянули к храму Юпитера свои метательные орудия: две катапульты и одну баллисту. Обслуживающие эти машины легионеры, наконец, сделали положенные и необходимые для стрельбы действия. Командовавший ими центурион рассчитал угол стрельбы, примерился к цели и приказал начать стрельбу.
Три каменных снаряда, перелетев через головы сражающихся римлян, как возмездие Юпитера, обрушились в самую гущу восставших рабов. Среди грохота сражения раздались такие душераздирающие вопли, что они сразу же заглушили шум боя. Почти полтора десятка мятежников пострадали от страшных снарядов, но не успели рабы опомниться от первого потрясения, как в них обрушилась новая партия смертоносных камней. Набрав в полёте высоту, они, с гулом рассекая воздух, летели в обезумевших от ужаса людей. Жертвы были в такой плотной массе, что, видя даже, что в них летит смерть, не могли и шаг сделать в сторону, чтобы уйти из-под удара. Люди походили на столпившихся в кучу овец на крупной бойне, когда тех загнали в угол мясники. Они орали, сдавленные друг другом, глядя вверх обезумевшими глазами. Даже какое-либо подобие порядка и организованности исчезло.
Те, кто дрался в первых рядах, растерявшись, дрогнули, словно увидели воочию свою обречённость. Римляне же воспрянули духом и вновь бросились на противника. Смерть обильно пожинала плоды в рядах восставших. Та тысяча, что осталась от рабов после сражения на Большом мосту, таяла, как снег под жаркими лучами солнца.
Римляне уже три раза меняли тех, кто сражался в первых рядах, однако центурион, ранивший Валерия, не думал покидать ратное поле, был пьян от пролитой им крови, и наслаждался запахом битвы. Гордый своей недавней победой, он жаждал ещё раз как-нибудь отличиться.
Ему нужен был бой, а не просто убийство тех, кто уже перестал сопротивляться.
А сопротивляться, действительно, уже многие перестали. Отчаяние, усталость и страх овладели всеми. Легионеры, напротив, никого не собирались брать в плен. Мечи и копья работали с крестьянской старательностью цепей, молотивших пшеницу. Легионерами владело лишь одно желание — убивать. Убивать как можно больше. Никакой пощады. Только кровь поверженного врага, — есть истина жизни каждого солдата и воина.
Британец с ужасом смотрел на эту бойню. Что он мог поделать в данной ситуации? Пора было спасать свою жизнь.
Центурион с десятью солдатами пробивался сквозь потерявших всякий человеческий облик рабов, к той самой двери, за которую шла отчаянная борьба. Усеивая свой путь трупами, римляне быстро приближались к цели. Задачей центуриона было отрезать рабов от последней возможности отступления. Юноша просто кричал от восторга, когда его меч расчищал дорогу. Щит свой он давно уже выбросил, разбитый в щепки от нанесённых ударов. Теперь, подобно Марсу, нёсся он по полю смерти, наслаждаясь битвой. Глаза его горели. Но когда он уже достиг заветной цели, то увидел, что в дверь, к которой он стремился, вбежал тот самый варвар, который был всегда в самых опасных участках сражения и всегда впереди всех. Центурион звонко, по-мальчишески расхохотался. Вот ещё один шанс стать героем.
Он даже не мечтал, что будет вот так сражаться лицом к лицу, когда родители буквально силой засунули его в этот тихий легион, от которого битвы также далеки, как и Альпы.
Юноша рванулся за Британцем. Его люди бросились за ним. Разогнав от двери рабов, они ворвались со своим молодым командиром прямо в храм. И оказались лицом к лицу с целым отрядом мятежников, которые успели прийти в себя в этом убежище и теперь снова готовы были сражаться.
Римляне, поняв, что совершили досадную оплошность и обрекли себя на неравный бой, повернули назад. Но было уже поздно.
Рабы успели окружить их и закрыть дверь на засов. Те, кто остался снаружи, были обречены. Сюда доносились их жалобные крики. Но кто в такие минуты прислушивается к чужим жалобам?
Солдаты Рима и их молодой центурион бросились. в драку. Центурион выполнил своё желание, когда выбрал своим противником Британца.
Римлянин и варвар встретились в жестоком поединке. Юноша упивался опасностью. Он был счастлив, он улыбался.
Но улыбка сошла с его губ, когда меч Британца вонзился в тело центуриона. Закричав от боли, юноша покатился по холодному полу. Британец поразил его в то же место, куда был ранен Валерий. Но центурион умер быстро, пролепетав лишь только такие слова:
— Что же это? Я не хочу. Мама!
А Британец дрался уже с другим солдатом. С римлянами расправились быстро. В храме было человек сто. Они с трудом дышали, их мечи дымились кровавыми парами. Никто ни на кого не смотрел.
Тяжко на полу стонали раненые.
После того, как двери храма Юпитера захлопнулись и мятежники скрылись внутри святилища, по приказу легата легионеры начали преследовать оставшихся снаружи бунтовщиков, и тех кто не успел поникнуть в храм, римляне добивали их мечами. Некоторые мятежники были взяты в плен и закованы в кандалы, а затем загнаны в базилику, в которой до этого происходили судебные разбирательства.
Выставив посты у каждого выхода из храма, легионеры собрались на сходку, которую устроил Петроний Леонид. Легат стоял в самом центре площади, расположенной перед святилищем. Отряды выстраивались перед ним полукольцом. Аквилла, зорко оглядывая своих бойцов, обдумывал те слова, которые собирался сказать этим уставшим, но всё, ещё стремившимся в бой людям.
— Солдаты! Вы доблестно сражались, и разбойники разбиты. Но нескольким мятежникам удалось укрыться в тех стенах. — Легат простер руку в сторону храма Юпитера. — Они осквернили наши чувства. Они посмели войти в нашу святыню. Вам предстоит последний бой с взбунтовавшимися варварами. Вы должны очистить храм Юпитера от разбойников.
Вперед выступил легионер. Какая-то мысль тревожила его.
/ — А не будет ли так, командир, что это мы, ворвавшись в храм, с оружием, навлечём на себя гнев богов. Ведь что стоит рабам обесчестить наши святыни. Юпитер — это не их бог, а наш. Да разве есть у разбойников боги? Они поклоняются всему на свете, вплоть до камня.
— Успокойся, воин. Мы войдем в стены храма не как осквернители пристанища богов, а как избавители. Кровь мятежников будет искупительной жертвой.
Солдат вернулся в строй. Легионеры уже не размышляли о возможных последствиях ненависти богов за поругание святилищ. Легат дал им право покарать мятежников. Солдаты стали расходиться. Отдых перед осадой был недолог. Ещё не успели остыть тела от сражения, а уже снова нужно идти в бой. И воины, не взирая на усталость, сразу со всех сторон начали штурм храма. Леонид, которого одолевали беспокойные мысли, ходил взад-вперед перед главными воротами в святилище. Мятежники, потеряв веру, с которой они шли в бой, были угнетены. Повалившись на пол, они предавались тяжелым раздумьям, и уже ничего не ждали хорошего в этой жизни. В их души забрался страх. Снаружи послышался монотонный удар тарана,
