– Гладиаторов, – меланхолично пояснил Калашников, рассматривая исцарапанный бронзовый щит. – Были в свое время, братец, такие люди – из числа пленных или специально тренированных рабов. Они сражались в амфитеатрах на потеху публике. Причем часто до смерти. Подобные сражения считались важным развлечением и в Риме, и в самых отдаленных провинциях империи. Недаром во время бунтов народ первым делом орал: «Хлеба и зрелищ!» Среди гладиаторов были даже свои звезды, если они показывали особую храбрость в бою, то по желанию зрителей этим смельчакам могли даровать свободу. Совсем недавно (это значит не сейчас, а в нашем XXI веке) археологи в Италии раскопали подземную гладиаторскую школу и путем анализа скелетов выяснили сенсационную вещь. Эти воины совершенно не ели мяса, им полагалось быть вегетарианцами. Так что в ближайшие годы, готовься, братец, кушать репу. Если выживем, конечно.
Услышав про вегетарианство, Малинин долго не раздумывал.
– Ну что ж, – сказал он, деловито вытаскивая меч. – Попробуем отличиться,
Пространство в самом начале коридора неожиданно раздалось: люди буквально прилипли к стенам, стараясь освободить проход. Служители, натягивая цепи, втащили в образовавшийся проем двух огромных тигров с масляно лоснящейся шерстью. Звери не рычали и даже выглядели сытыми – что, впрочем, не внушало должного оптимизма. Пожилой служитель-азиат с поседевшей головой, гладя бок тигра, сочувственно посмотрел на Малинина.
– Съедят тебя сегодня, мальчик, – трагически скривил он рот.
– Это с какой стати, козел? – разозлился Малинин.
– С такой, что тиграм тоже кушать надо, – укоризненно ответил азиат. – Им чего теперь из-за тебя – с голоду помирать? Животное ни в чем не виновато.
Меж тем звон отчаянный клинков, и вопли на арене прекратились – слышались только громкие стоны. Слуги дубинками толкнули напарников к воротам, те согласно переглянулись, взяв мечи наизготовку.
– Знаешь, Серега, в принципе нехорошо убивать незнакомых людей, – сделал вывод Калашников. – Но если они нас убьют – то этот вариант еще хуже.
...Два сильных удара в спины придали им начальную скорость, оба ласточкой вылетели за ворота. Оказавшись на арене, Калашников машинально прикрыл глаза от солнца, Малинин сделал то же самое. Защитные барьеры из дерева, ограждавшие публику на трибунах, были разрисованы рекламой спонсоров: «План пятикратно пресветлого цезаря – победа Рима!» и «Лучшие слуги – на невольничьем рынке „Мир рабства!“» Побуревший песок жадно впитывал лужи крови, в самом центре арены дергались в конвульсиях два обезглавленных тела. Оставшаяся в живых пара гладиаторов – один с мечом, а другой с сетью и трезубцем – явно готовилась к приему новых гостей. Безошибочно найдя взглядом ложу, где расположился лысый человек средних лет, натянувший бело-красную мантию поверх малинового римского панциря, Калашников выбросил вперед правую руку:
– Аве, домине! Моритури тэ салютант!
Тот, не глядя, лениво кивнул, обратив к нему открытую ладонь.
«Идущие на смерть приветствуют тебя!» – Малинин страшно изумился тому, насколько легко он понял эту фразу. Изумляться дальше не дали – гладиатор ловко набросил на него рыболовную сеть, и унтер- офицер, запутавшись, свалился на песок арены. Но едва лишь враг с трезубцем подскочил к нему, занося оружие, Малинин разодрал сеть обеими руками – легко, как перышко.
– Ты чего здесь вилкой своей машешь? – внятно, со злостью сказал он.
Схватив обалдевшего гладиатора за грудки, Малинин сильно ударил его – сначала в правый, а затем в левый глаз. Выронив трезубец, тот упал и больше не шевелился. Зато Калашникову изначально не повезло с противником: тот оказался лихим рубакой и в два счета прижал Алексея вплотную к барьеру арены. Раскаленное солнцем лезвие меча, взвизгнув, раскрошило дерево рядом со щекой Калашникова – кожу неприятно обжег горячий металл.
– Дать ему в рыло? – поинтересовался Малинин.
– Будь любезен, – ответил Калашников, осыпаемый градом ударов.
Взяв трезубец с обратной стороны, Малинин треснул гладиатора древком по голове – в самый центр железного шлема. По арене, услаждая слух зрителей, разнеслось нечто похожее на колокольный звон. Меченосец сполз на песок – Малинин, размахнувшись, от души врезал ногой ему под дых с серией доселе неизвестных ему, но весьма примечательных слов на литературной латыни.
...Трибуны было притихли, но сейчас же снова заволновались. Прозвучали поначалу несмелые, но потом все более громкие хлопки, переросшие в бурную овацию. «Кланяйся», – толкнул Калашников Малинина в бок, и оба, подражая звездным актерам после премьеры, степенно поклонились беснующейся в амфитеатре толпе. Пресыщенное лицо человека в бело-красной мантии выразило некоторую заинтересованность, он поднес к глазу предмет, похожий на стекло – по арене весело побежал солнечный зайчик.
– Какие мы крутые,
– Это еще не все, братец, – предостерег бывалый Калашников.
Его предсказание сейчас же сбылось. Ворота ощерились, выплюнув на арену амфитеатра сразу пятерых дюжих африканцев. У двоих гладиаторов «болевые точки» тела прикрывали пластины кожаных доспехов, трое были закованы в железную броню. Сквозь прорези в шлемах проглядывали покрасневшие, контрастировавшие с черной кожей белки напряженных глаз.
– Плохо дело-то, – побледнел Малинин.
– Об чем и речь, – уныло заметил Калашников, прижимаясь к барьеру. – Даже если этих вдруг покалечим, то знай – в запасе пара тигров дожидается.
Малинин повалился на колени, безвольно уронив меч. Один из гладиаторов подбежал к нему, занося копье. Спустя долю секунды он получил в глаза порцию песка, потерял два зуба и растянулся на арене.
– Нормально, Серег, – крикнул Калашников. – Уже четыре осталось.
Гладиаторы моментально извлекли урок из сокращения своих рядов. Грамотно разделившись (по двое на каждого противника), они насели на опасных конкурентов справа и слева. Публика на трибунах ревела громче тигров – букмекеры не успевали принимать новые ставки, на камни со звоном сыпались серебряные денарии. Пыль, поднятая на арене амфитеатра дюжиной сандалий, взвилась в воздух столбом: сквозь мутные облака мелькали редкие проблески – лучи солнца хватались за лезвия мечей.
–
Два меча соединились у его горла: удар высек длинную искру.
– Видишь ли, братец! – крикнул Калашников, проводя серию обманных выпадов. – Надо делать скидку на античные времена! Гладиаторский бой – это не к теще на блины зайти. Публике необходима кровища: билеты-то платные, а за свои деньги хочется увидеть кишки. Это нормальное коммерческое предприятие, вроде как кинцо посмотреть. Народу здесь толком заняться нечем: телевизора нет, игральных автоматов – тоже, пивных нормальных – и тех толком не существует. Ну и где им прикажешь развлечений искать? Только публичные казни да тупая резня на арене.
Алексей так увлекся монологом, что это едва не стоило ему жизни: он прозевал ловкую атаку справа. Меч соперника рассек кожу на левом плече, на доспехи Калашникова брызнула алая кровь. Нападающий оскалил ослепительные зубы в улыбке, что-то выкрикнув на гортанном языке.
– Как вы там,
– Утомляет, – признался Калашников. – Недружелюбный в этом городе народ.
...Человек в бело-красной мантии смотрел на бой на арене, задумчиво постукивая по перилам пальцами в перстнях. Внезапно его лицо озарилось мыслью – он нетерпеливым жестом подозвал дежурившего у ложи коренастого военного в доспехах центуриона. Приблизившись, подчиненный склонил голову так, чтобы ухо оказалось у самых губ начальства: человек что-то быстро сказал ему, кивнув в сторону клубящейся пыли. Отвесив поклон, центурион сейчас же поспешил вниз, по-мальчишески прыгая через вырубленные в мраморе ступеньки. Уже через минуту он добрался до распорядителя боев – развалившегося на дырявом коврике потного толстяка в покрытой сальными пятнами тунике. Пара жестких фраз, и тот повернулся лицом к арене. В воздух взлетела рука, рогаткой распялив два лоснящихся, жирных пальца. Оказалось, что этот на первый взгляд безобидный знак хорошо знаком гладиаторам – один из них, содрогнувшись в ужасе,
