Элемент крови

наказуемым в качестве соседа по общежитию. Последние восемьдесят два года Франкенштейн жил вместе с Лениным – потрясение Владимира Ильича поначалу было так сильно, что он даже перестал картавить.

Шеф продолжал повествование, уныло почесывая бородку, хакеры Ада его тоже пока не порадовали. Узнать, кто проникал в компьютер с целью вычисления секретного кода, оказалось не так легко, как он думал. Электронная машина подключена к сети службы безопасности, ее недра посещает много людей – а потому для того, чтобы вычислить взломщика, требуется куда больше времени. Пару дней как минимум.

– Ну да ладно, – щелкнул хвостом Шеф, пожаловавшись Калашникову на проблемы. – Давай рассказывай, что там у тебя. Хотя многого я не жду – ты довольно странно выглядишь, как будто в тебя холодец шприцом закачали. Сидишь и трясешься.

Продолжая трястись, Алексей рассказал Шефу про новинку, с помощью которой сейчас отправляют к тринадцатому, и тот удрученно покачал головой, налив ему виски.

– Всегда у нас так, – горько заметил он. – Сначала изобретут что-то, а потом проверяют, как на кроликах. Им кажется, раз ты мертвый – то тебе и все равно. Биндюжники.

Отхлебнув терпкой жидкости, Калашников выдохнул и, не закусывая, перешел к повествованию о встрече с Иудой. По мере того как он раскручивал нить событий, лицо Шефа становилось все мрачнее – он подпер подбородок рукой, перестав улыбаться.

– Да, радости в твоем рассказе мало, – процедил он, когда Калашников умолк и снова потянулся к стакану. – Но несмотря на то, что я просто терзаюсь от догадок и предположений, я не буду предлагать Голосу уделить двадцать минут для тринадцатого. И не из-за того, что каждое новое общение с Голосом для меня – мука мученическая. А просто потому, что он ни при каких обстоятельствах не станет этого делать.

Калашников и так знал об этом прекрасно, поэтому возражать не стал.

– Что же касается Книги, – продолжил Шеф. – Лично я ее не читал, и мне очень интересно, откуда она вообще взялась в городе. Хотя понятное дело – почти все то, что есть на Земле, может появиться и в Аду. Как я ни запрещал тут вредные книги, их все равно штампуют на ксероксе и читают под одеялом, хоть ты тресни. Самое обидное – чем строже наказание за прочтение, тем больше тираж! Знаешь, я всегда подозревал, что Книга существует просто потому, что каждый апостол написал свое Евангелие. Но по поводу Евангелия от Иуды всегда было больше сплетен, чем реальной информации, поэтому я не придавал этому особого значения. Тем не менее у нас есть одна реальная зацепка. Ведь тебе эту информацию дал Сталин, верно? Тогда выход один – найти его. Во-первых, он даст нам точные сведения, что именно содержат страницы Книги. Во-вторых, мы вытрясем из Иосифа, где ему удалось прочитать крамолу – это и будет ключ к разгадке, откуда мерзкое издание оказалось в Аду. О, чуть не забыл… Что там с блокнотом Менделеева?

Алкоголь помог – ноющая боль в суставах начала понемногу уходить, хотя голова по-прежнему была налита свинцом. Калашников от души, до хруста в руках, потянулся.

– Пока ничего, – с явным сожалением в голосе ответил он. – Блокнот удалось найти, его действительно сгребли вместе с остальным бумажным мусором, но я не смог ничего разобрать – сплошные химические формулы. Отдал нашим химикам на расшифровку.

– Хорошо, – одобрил Шеф. – Я надеюсь, они не провозятся с ней долго. Мне нужно, чтобы поисками Сталина занимался тоже ты – вместе с Малининым. Понимаю, что у тебя и так хватает дел, но после попытки взлома архивного ящика у меня пропало желание вовлекать в эту проблему лишнее количество людей. Взлом явно осуществлен сотрудником Учреждения, не так ли? Так вот я не хочу, чтобы убийца добрался до Сталина раньше нас, потому что он заставит его замолчать. Поэтому отыщи этого парня. Как можно скорее.

Стены в кабинете Шефа, пульсируя, меняли цвет на иссиня-черный: согласно хитрому замыслу дизайнера они были призваны отражать настроение владельца комнаты.

– Я понял, – поднялся с кресла Калашников. – Приступить немедленно?

– Разумеется.

Беседу прервал громкий телефонный звонок – мелодия старого хита австралийской группы AC/DC, Hell’s Bells. Шеф в раздражении ударил по кнопке громкой связи.

– Я занят. Что-то срочное?

– Боюсь, что да, монсеньер, – прозвенел на весь кабинет встревоженный голосок Марии-Антуанетты. – Иначе разве я осмелилась бы… Соединяю?

Шеф сорвал с рычага трубку, хрипло дунул в нее и проревел что-то неразборчивое. «Похоже, наш мальчик опять кого-то грохнул», – спокойно подумал Алексей, следя за собравшимися морщинами на лбу босса. В процессе выслушивания краткого монолога по телефону у того пару раз дернулась бровь от нервного тика. Привыкает к плохим новостям, понял штабс-капитан. Раньше бы молнию в камин метнул. Стены кабинета сразу начали отливать пурпурным, как будто налились кровью.

– Спасибо. Да-да. Калашников у меня. Вы правильно сделали, что позвонили в мой офис. Будьте на месте, к вам сейчас приедут мои люди. Ничего не трогайте.

Шеф отклеил трубку от уха, посмотрев на Алексея.

– Только что в прачечной, где последние две тысячи лет работала египетская царица Клеопатра, начальником смены обнаружены частички пепла и остатки сгоревших зубов. Ее нет ни дома, ни на рабочем месте. Пытались дозвониться тебе, как руководителю расследования, но твой номер отключен. Похоже, наш парень со святой водой в кармане ушел в кураж – второй труп за час. Вызываю Ван Ли и Краузе: пусть едут в прачечную.

– Они вчера нашли что-то в камерах хранения? – неожиданно вспомнил Калашников.

– Ничего, – покачал головой Шеф. – Полный тупик. Им удалось вычислить ячейку, где Гензель хранил вещество для киллера, но она пуста. Действовали, как слоны в посудной лавке, среди бела дня. Видимо, после повторных обысков у Гензеля предупрежденный «кротом» убийца изъял из ячейки содержимое. Всякий раз кажется, что мы вот-вот схватим его за хвост. Но нам остается лишь подметать пепел его жертв. На всякий случай Краузе оставил на вокзале засаду, хотя не думаю, что в ее сети кто-то попадется.

После ухода Алексея и последующего разговора с Краузе Шеф оперся на локоть и долго взирал на пульсирующие стены. Ну и ушлый народец эти земляне! Голос утверждает, что сотворил людишек по своему образу и подобию. Ну-ну, как же. На Земле священник переспит с девочкой, политик свистнет мешок бабла, жулик отстегнет часы, а ответ у всех один – «бес попутал». О да, у него дел других нет, кроме как часами подбивать ханурика вырвать у девки сумочку. Ну хорошо, если даже допустить, что он якобы провоцирует людей на какую-то фигню, – что тогда заставляет их вести себя точно так же в городе?

Одно и то же – трах, воровство, обман. А теперь еще и убийства. М-да, лучше бы Голос ими Землю не заселял – честное слово, с динозаврами было куда проще.

…Руководитель бригады химиков нагнал Калашникова уже на выходе из здания – он искал его повсюду, но Алексей, загруженный новостями про Франкенштейна и Клеопатру, попросту забыл зайти в отдел. Успевший благополучно выспаться на заднем сиденье машины Малинин видел, как дед в белом халате, видать какой-то нервный доктор, воинственно махал блокнотом перед Калашниковым. Его благородие остановился, внимательно слушая деда. Тот продолжал отрывисто говорить, тыкая в собеседника блокнотом. Калашников пару раз о чем-то переспросил доктора, тот оживленно закивал. Его благородие показал на один из листов в блокноте – и старик снова утвердительно кивнул.

Малинин умирал от любопытства, но, как ни старался подальше высунуть голову из машины, не смог расслышать ни слова. После десяти минут «языка жестов» обе стороны пришли к согласию. Калашников приложил дрожащий палец к губам, дед в ответ лихим бандитским жестом провел рукой по горлу – дескать, могила. Обменявшись рукопожатиями, они разошлись – доктор вернулся в Учреждение, а его благородие направился к авто, отчего-то шатаясь, будто пьяный.

Не заметив предусмотрительно распахнутую дверь, Алексей на автомате сел в машину. Замерев на переднем сиденье подобно сфинксу, он минут двадцать молчал, тупо глядя сквозь забрызганное грязью лобовое стекло. Наконец, повернувшись в сторону уже привыкшего к зависаниям начальства унтер- офицера, Калашников левой рукой взял Малинина за плечо и тихо произнес бесцветным пластмассовым