постоянного морального воздействия и денежного звона? Или еще есть какие-нибудь причины? Но только очень изредка можно увидеть нашего брата за этим деликатным денежным делом. И то это будет по большей части старый субъект вроде бабы с осоловевшими глазами и с тонким голосом.
Между прочим, на этой почве разыгралась трагедия в станице Бабинская. Это где-то у них на Кубани.
А был в этой станице универсальный кооператив «Пролетарский путь». Кстати сказать, очень отличный кооператив.
В других станичных кооперативах один и тот же работник одной ручкой деньги принимает, в другую ручку сморкается, а после за колбасу берется. А тут, как в Европе. Даром, что не очень громадная станица, а дело поставлено шикарно.
Один колбасу стрижет. Другой, я извиняюсь, в винном отделе. А за кассой, не угодно ли, кассирша ручку вертит за те же деньги.
Скажите, какие европейские данные!
Да еще заведывающий в придачу.
Заведывающий, так сказать, лакирует все ихнее дело. Он надзирает, чтоб все было без сучка, без задоринки. И слов нет, дело шло чересчур аккуратно. Никто не обижался.
Только были обиды со стороны кассирш.
Их за короткую зиму троих сменили.
Их заведывающий отставлял. Поработает барышня месяц, и ее обратно отсылают. Мол, не соответствует своему назначению.
Были, конечно, через это дамские слезы, оскорбления и разные слова, но дело не изменялось.
И оно не могло измениться. Тем более заведывающий имел на этот счет свою твердую психологию. Он иной раз говорил промежду своих ребят:
— Хотя бы, говорит, один раз нам мужчину прислали, а то все бабы и бабы. Прямо, говорит, у меня коломитно на душе становится.
Работники прилавка говорят:
— Да уж это как есть. При бабе после трудового дня и поругаться немыслимо и вообще нету такой душевной спайки.
Заведывающий говорит:
— Вот именно. Совершенно то есть неудобно. Может, я хочу после трудового дня при подсчете товара не иметь на себе лишней одежды. Или, может быть, я хочу выругаться. Почем кто знает, чего я хочу. Я только знаю, что баба, хотя бы она и кассирша, совершенно меня стесняет и не даст мне творчески развернуться. Пущай бы нам мужика прислали. Мы бы с ним живо спелись.
Ну и, конечно, за зиму при таких обстоятельствах сменили трех кассирш.
Значит, снимут и ждут: вот, даст бог, из своего лагеря пришлют — кассира.
А отдел труда (или, я не знаю, откуда кассирш засылают), так отдел все барышень и барышень шлет.
И неизвестно, как долго продолжалась бы эта конвейерная система из барышень, если б не один случай.
А месяц тому назад уволили одного работника прилавка. Вот он обозлился и размотал все дело.
А заведывающий, милый человек, на допросе так сказал:
— Действительно, я троих уволил. Только я сам щадил ихнюю наивность. У меня фронтовая привычка ругаться. Когда публика, я ругаюсь мало. Но в конце дня я нервничаю и не могу сдержаться. А меня кассирша смущает. Я сознаю, что поступил неправильно, но я не хотел молодых женщин подвергать оскорблению.
Газета «Знамя труда» сообщает, что на заведывающего С. Дошевца наложено дисциплинарное взыскание.
Наверное, он теперь ругается дома.
Необыкновенная история
Не знаю, как в других городах, а у нас, в Ленинграде, беспартийные очень в громадном почете.
У нас беспартийных очень берегут, лелеют и даже поручают им разные ответственные партийные дела.
He знаю, как в других городах, а у нас беспартийные иной раз даже партийных чистят. Ей-богу!
Недавно у нас один беспартийный председателем был на партийной чистке. И ничего.
Это было как раз, когда ветеринарно-фельдшерскую школу чистили.
Действительно, ее очень спешно чистили. С одной стороны, надо ребятам в лагерь ехать, а с другой стороны — чистка.
Тогда некоторые говорят:
— Придется, безусловно, в две комиссии чистить. Пущай будут две комиссии и два председателя. Оно, может, побыстрей пойдет.
И вот, конечно, организовали вторую комиссию. Остановка только за председателем.
Тогда первый председатель, один известный товарищ, бежит до телефона и вызывает с одного учреждения назначенного партийного товарища. Он вызывает этого партийного товарища и просит его в ударном порядке бросить всякие мирные дела и приехать.
Тут, конечно, происходила такая небольшая неувязка.
Заместо одного товарища вызывают как раз другого. Или председатель запарился и не те звуки стал произносить, или который вызывал — ошибся. Только требуют до телефона одного беспартийного товарища.
Фамилия партийного товарища была что-то вроде Миллер, а беспартийного — вроде Швиллер. Одним словом, фамилии, безусловно, похожи. Ну, дело не в фамилии, а в факте.
И вот подводят к телефону этого беспартийного Швиллера и говорят ему разные высокие ответственные слова. Дескать, будьте добры, пятое-десятое, приезжайте чистить и так далее.
Очень тут беспартийный товарищ Швиллер поначалу оробел и забеспокоился от таких слов, начал отмахиваться, начал он за других хвататься. Дескать, как это понять — меня на чистку вызывают?
Другие говорят:
— Надо, безусловно, ехать, раз вызывают. Может, такая инструкция есть, чтобы беспартийные чистили. Поезжайте с богом.
Вот, значит, наш Швиллер, или — как его — Швильдер, почистил ботинки и со скорбящей душой заспешил на ответственное дело.
Ну, приезжает. Скромно здоровкается. А ему стулья подвигают, чернильницу напротив его становят и разные ответственные партийные слова говорят.
— Будьте, говорят, любезны и так далее — примите председательствование.
Наш голубчик, конечно, руками делает отвороты, дескать, ну как это можно? Разве я смею? Не извольте беспокоиться — я и так посижу. И вообще, говорит, я извиняюсь, — не только председателем, а я, говорит, и на собраньях-то никогда раньше не бывал. Не смешите меня!
Ну, на него поглядели — дескать, уставший товарищ отнекивается и… начали чистку.
А надо сказать, что перед этим была совершенно непонятная ситуация.
Первый председатель отлично знал этого беспартийного. Он с ним поздоровался за ручку, угостил папироской и не обратил внимания на такое странное появление. Одним словом, в спешке запарился.
И вот, не знаю, как в других городах, но у нас, в Ленинграде, беспартийный товарищ присел за стол, и началась чистка.
Полтора часа самосильно чистили. В конце концов, наш беспартийный осмелел и тоже начал разные гордые слова произносить. Только вдруг является настоящий партийный товарищ, и все, конечно, разъясняется. Тут встает со своего почетного места наш беспартийный голубчик и скромно уходит без лишних слов.