Если вам нет ещё тридцати, а враги лишили вас всех радостей молодости: и сознания чувства собственного достоинства, и счастья творчества, — нелегко быть терпеливым. Если время подстёгивает, подхлёстывает вас на тропе борьбы — нелегко быть осмотрительным. Рущак и его друзья и впрямь балансировали на скользких брёвнах, рискуя ежечасно. И теперь, на расстоянии, можно понять поспешность некоторых решений. Достаточно было одному оступиться — и весь плот оказался перевёрнутым…
КОСА И КАМЕНЬ
Да, обстановка осложнялась. День и ночь перебрасывались к границе войска, спешно сооружались подземные склады: фашисты готовились к очередной агрессивной акции. Все данные о состоянии военных гарнизонов в Ужгороде, Мукачеве, Берегове, Хусте, доставленные Явору товарищами, говорили об этом. А между тем главная линия связи не действовала: лесник повредил ногу — разрыв связок заставил его слечь.
Рущак понадеялся, что и в этом деле выручит Канюк — самый активный, находчивый из его людей. И Грабовский начал готовиться в дорогу. Но поездка сорвалась…
Боясь повторения предмайских событий 40-го года, контрразведка организовала акцию «профилактики»: 1—4 апреля она провела в Хусте массовые аресты. Был задержан и Канюк. Спрашивали одно: кто готовил и распространял год назад листовки? Спрашивали и били, но ничего выбить им не удалось. Из переполненных бараков слышно было крики и стоны на весь город. Избитых отпускали, а вместо них приводили новых. На четвёртый день вышел на волю и Грабовский; но его отправили по месту роботы — в Мараморош-Сигет, под надзор полиции. Выезжать из города он больше не мог…
Разведданные накапливались, а наладить связь не удавалось. Явор решил отправиться за перевал сам. Спасаясь от злостной «хустской эпидемии», он поехал в Буштину и не ожидал здесь особенных встреч. Но 5 мая среди ночи послышался условный стук в окно. Явор открыл дверь. На пороге стоял Микулец. Друзья молча обнялись, вошли в комнату.
— Ты пришёл за почтой? — нетерпеливо спросил Явор. Охотник глянул на него, высоко вскинув брови:
— С чего ты взял?
Явор рассказал, что не имеют связи, и он уже, было, собирался идти с почтой сам.
— Тебе больше нельзя, — сухо сказал Охотник и закашлялся. — Я едва пробрался: понатыкали гонведов за каждым кустом, шёл часа два потоком — и вот простыл, теперь трясёт всего. Короче, рисковать тебе как руководителю нельзя. Выход? Я скажу: намечено перевести вас на радиосвязь. Поэтому есть важное задание…
По мере того, как Охотник излагал суть нового задания, Явор становился всё более взволнованным. Только тут он понял: нет, не тупик, а новый простор — выход к настоящему боевому делу. Настоящее — вот оно: группе поручалось подобрать и оборудовать площадку для посадки советского самолёта. Нужно было найти подходящую базу для радиста, который будет переброшен самолётом в помощь местным разведчикам. Одновременно требовалось перевести внимание на сосредоточение фашистких частей в пограничной полосе, строительство военных укреплений… Покончив с информацией, Микулец добавил:
— Есть ещё одна просьба от наших товарищей — узнать о судьбе Ингбера.
— Узнаем, — спокойно пообещал Рущак. — В окружной управе работает один человек, который нам уже помогал.
А сам теперь думал о новой операции. Сон пропал…
Ещё через день, утречком, на берегу Теребли появилось трое рыбаков. Медленно брели вверх по течению. Останавливались, забрасывали удочки, потом двигались дальше. Уже остались далеко крытые красной черепицей дома на окраине посёлка. А они как будто все искали хорошего клёва. Потом, свернув налево, пошли через луг. У рыбака, который был в плаще, то и дело вываливалось из связки длинное удилище… Он отставал, наматывал леску, потом догонял товарищей… Рущак тщательно исследовал удилищем грунт, пока Микулец обозревал окрестности. И если бы кто-нибудь оказался рядом, он услышал бы разговор вовсе не на рыбацкую тему… Одна поляна казалась им лучше другой — обсуждали детали и спорили. Третий, дед Вовканич, настоящий рыбак, был глуховат и молчалив, лишь посапывал, потягивая трубку…
В конце концов остановились на одном участке, которому хозяин дал в это лето отдохнуть — отвёл под пастбище. Грунт на нём был твёрдый, не болотистый, справа — река, слева — молодой лесок. Вдоль и впоперек измеряли шагами, записывая приблизительный метраж.
Рущак достал крупномасштабную карту и вдвоём с Мнкульцем обозначили на ней местонахождение посадочной площадки. Базу решили оборудовать у старого рыбака. Молчаливый хозяин Теребли был готов на все…
А потом весь вечер разрабатывали план приёма самолёта, условные сигналы, запасные варианты связи. Охотник ушёл — он ночевал у родственников в Буштине: на чердаке для него устроили надёжный тайник. Явор остановился у своих.
Но рано утром к Рущаку прибежал племянник Микульца:
— Вуйко[18] захворал, у него горячка, зовёт вас. Микулец трудно дышал, даже не приподнялся, когда к нему взобрался Микола.
— Сегодня восьмое, — подсчитывал он. — Меня ждут не позже двенадцатого, через четыре дня. Сделай все, чтобы доставить карту и все данные.
Рущак потёр лоб:
— Есть тут один человек… Недалеко, в Хусте. Грицюк Юрко, друг моего детства. При чехах работал в Ужгороде, в театре, и собирается уйти в Советский Союз: мечтает о большом украинском театре. Может, воспользоваться этим?
— Надёжно ли? — Микулец устадо отвернулся.
— Человек он честный. Вот насчёт характера — не знаю…
— Где уж тут характер изучать, — вздохнул Микулец. — Если честный, то надо рискнуть. Другого выхода ведь нет.
— Всё ясно, — веселее ответил Рущак. — Повторим ещё раз: значит, три костра вдоль берега Теребли. Дед организует ночную рыбалку. Вот знаки, о которых ты мне говорил. А это вот данные, подготовленные Грабовским. И ещё — об Ингбере: он в ясинянском концлагере…
— На Думене?.. — уточнил Охотник. — Значит, не по нашему делу. Иначе был бы в контрразведке. Так и сообщи…
Возвратившись в Хуст, Микола первым делом нашёл Грицюка. Спросил, как тот думает переходить границу. Грицюк открыл, что в Нижнем Студёном — селе под перевалом, работает поднотарем его родственник — двоюродный брат Юрко Ясинка. «Раз родственник — то дело надёжное», — решил про себя Явор и попросил Грицюка попутно перенести пакет. Актёр согласился.
Вскоре Явор разработал план, как безопаснее добраться посыльному к границе. Тщательно замаскировав полученный пакет, Грицюк должен был на грузовой машине Михайла Голинки приехать в Келечин. Там ожидал другой человек — Василий Клепарь, в задачу которого входило через дебри провести артиста до Нижнего Студёного.
…Утром 18 мая Юрий Грицюк добрался до Нижнего Студёного. После грозы дорогу развезло. Долго чистил сапоги перед дверьми нотариальной управы. Зашёл в комнату поднотаря. За столом сидел маленький остроносый человек в чёрном пиджаке. Прищурившись, глянул на вошедшего:
— Чем могу служить?
— Ты что, не узнал? Ясинка приподнялся:
— Юрко! Каким ветром?
— Пока что попутным.
— Гляди, а я даже не ожидал гостя.
— Не беспокойся, я к тебе — просто по дороге.
— Куда держишь путь?
— Да туда ж…
Ясинка глянул исподлобья и больше не расспрашивал. Спохватился:
— Да ты весь промок! Давай пойдём ко мне домой. Там обсушишься, и спокойненько поговорим о деле.
