ваше дело. Только вспомните старую русскую поговорку: неча на зеркало пенять, коли рожа крива. Не знаю, уж чем ваши предки со звезд так насолили гербодам, но бьюсь об заклад — ангелами они тоже не были. Может, и они в свое время безжалостно уничтожали колонии соперников?
По залу пронесся глухой ропот. Асташевский поднял руку.
— Хватит заниматься взаимными упреками, — уже почти спокойно произнес он. — Давайте займемся делом. Главный вопрос состоит вот в чем: поняли ли гербоды, что никакого супероружия у нас нет? Или они до сих пор сомневаются? В конце концов, наше поражение в последней битве может быть тактической уловкой. Мол, мы специально поддались и даже открыли доступ к Андоре, чтобы показать — нечем нам крыть карты противника! Но стоит армаде поддаться на этот ложный ход, как мы разом накроем ее своей бомбой провремени. Верно я рассуждаю?
На этот раз ответом Асташевскому было несколько одобрительных возгласов. Один из заместителей Давыдова поднялся со своего места и сказал:
— По-моему, командующий флотом прав. Как ни странно, нашей сильной стороной сейчас является… наша слабость! Да, если наш флот выберет тактику мелкого проигрыша, это будет до поры до времени сдерживать противника. Очень полезно совершать нарочито неудачные залпы, уходить от схватки в выигрышных ситуациях и ввязываться в бой — в совершенно безнадежных. Надо всячески демонстрировать, что другого оружия, кроме ядерных ракет, у нас нет. Мол, идите, берите Анд ору — но не двумя-тремя сотнями кораблей, а всей армадой! И это может остановить даже самые отчаянные головы.
Асташевский недовольно поморщился — он не привык отступать, но вынужден был согласиться. Другого выхода у объединенного флота и не было.
Перед тем как покинуть зал, Вадим подошел к Давыдову и тихо спросил:
— Ну как там дела у Корина, Алексей Дмитриевич? Бывший художник поскреб свою окладистую бороду (он был одним из немногих членов правительства, кто и сейчас демонстративно расхаживал в человекообразном скафандре).
— Кажется, что-то у них в Заповеднике сдвинулось с мертвой точки, — так же тихо ответил он. — Теоретически все вопросы вроде бы решены, но вот практически… Времени на эксперименты-то нет!
Асташевский кивнул и невесело усмехнулся:
— Это, конечно, здорово придумано — выиграть тактикой проигрыша. Но звездные битвы — не игра в шахматы. Каждое «мелкое» поражение обойдется нам в десятки, сотни жертв. И еще хорошо, если эти жертвы будут не напрасны!
Последующие полтора месяца окрестности звезды Барнарда превратились в сущий ад. Гербоды продолжали накапливать силы вблизи звезды Каптейна, но почти каждый день бросали в бой все большие и большие космические армии. Они словно бы провоцировали объединенный флот пустить в ход свое секретное оружие — но защитники Андоры упрямо отмахивались примитивными ядерными дубинками. Они проигрывали битву за битвой — но так, что для соперника победа становилась пирровой. Не раз и не два отдельные корабли гербодов прорывались к Андоре и уничтожались лишь на орбите. Все делалось для того, чтобы показать: небольшими флотилиями окончательной победы над Андорой не достигнуть. Но армаду из трех тысяч кораблей никто и ничто остановить не может! Силы обороняющихся на исходе — идите в последний и решающий бой, идите!
Но гербоды явно не спешили, предпочитая выматывать противника одним нокдауном за другим.
Эти недели стали самыми тяжелыми в жизни Асташевского. Командующий флотом похудел, под глазами легли черные тени, щеки ввалились, а знаменитые казацкие усы жалко поникли. Он сгорбился под тяжестью постоянных неудач и даже в скафандре казался ниже ростом, чем прежде. Ежедневные оперативки стали для него сущей пыткой. Не случалось дня, чтобы объединенный флот не нес потери, порой довольно ощутимые. Сотни, тысячи нью-дориан и землян стали, по сути дела, смертниками, и можно было лишь восхищаться тем, что число добровольцев ничуть не уменьшалось. Как ни странно, трагические вести с космического поля боя во многом погасили панические настроения у землян. У людей появилось чувство гордости за тех, кто противостоял пришельцам из глубин Галактики. Уже немало семей на всех материках получило похоронки со звездной заставы, и чисто символические похороны превращались в настоящие демонстрации. Знакомые и просто соседи героев спрашивали себя — а что же мы? Неужели все, что мы можем сделать, это день и ночь зарываться в землю, словно кроты? Да и спрячешься ли там от всесильных пришельцев?..
Конечно же, хватало и демонстрации трусости и душевной слабости. Немало людей ударилось в безудержное пьянство и разврат. Элиты во всех странах предпочли перебраться на Луну — кто победнее, и даже на Плутон и на Нептун — кто побогаче. Там, в шикарно оборудованных убежищах, отделанных словно дворцы из сказок «Тысячи и одной ночи» и упрятанных глубоко под поверхностью, несколько тысяч человек намеревались пережить новый Апокалипсис.
Для обитателей Внеземелья подобных проблем попросту не существовало. Почти все они рвались на Андору, и два месяца тяжелых боев унесли жизни почти половины колонистов с Марса, Венеры и других планет. Что ж, так случалось во все времена — лучшие погибали первыми.
Между тем донесения косморазведчиков становились все тревожнее. Более трех тысяч дредноутов гербодов почти непрерывно совершали непонятные перестроения в пространстве вблизи Красной звезды, известной на Земле как звезда Каптейна. Ученые выдвигали на этот счет самые разные предположения. Одни считали, что армада гербодов не случайно опасается выйти за пределы своей солнечной системы — по некоторым данным, бомба провремени (даже если бы ее на самом деле удалось создать) малоэффективна вблизи массивных звезд. Другие высказывали очень смелую гипотезу о цели загадочных перестроений тысяч звездолетов. По их мнению, гербоды стремились к тому, чтобы создать из множества звездолетов, словно из электронных элементов, довольно тривиальную вещь — блокиратор, стоящий буквально на всех земных излучателях хронополя. Та же форма трезубца, то же с почти ювелирной точностью воспроизводимое пространственное положение хронотранзисторов — роль которых в данном случае играли звездолеты. С каждым днем титанический «блокиратор» становился все более и более похожим на космических размеров прибор — и он мог погасить любые, даже сверхмощные колебания провремени.
О том, что происходило в это время в уральском Заповеднике, знало лишь две-три сотни землян. И потому для всех, даже для вездесущих журналистов, прошел незамеченным старт с космодрома в Плисецке двух десятков массивных транспортных кораблей, обводами напоминавших обычные лунные баржи. Однако эти «баржи», выйдя на орбиту, направились в сторону звезды Барнарда — и почти мгновенно ушли в гиперпространство.
Корин поднялся на капитанский мостик флагманского корабля. Возле огромного, во всю стену, экрана стоял человек в синем кителе и, сложив руки на груди, наблюдал за передвижением небольших эскадрилий среди россыпей созвездий. Услышав шаги за спиной, он обернулся. Корин не сразу узнал давнего друга. Перед ним стоял почти старик — седой как лунь, с запавшими глазами и глубокими морщинами на впалых щеках. Как всегда бывший знаменитый спасатель был тщательно выбрит — но это только подчеркивало, насколько Вадим постарел и устал — устал смертельно, запредельно…
Друзья молча обнялись — и впервые кости Корина ни разу не хрустнули.
— Ну, как ты? — буквально выдавил из себя Корин простые, но сейчас тяжелые, словно пудовые гири, слова.
Асташевский усмехнулся, но его улыбка больше напоминала болезненную гримасу. Кивнув в сторону экрана, он глухо произнес:
— Можешь полюбоваться на остатки еще недавно могучей звездной заставы. Сто двенадцать кораблей, больше половины которых латаны и перелатаны вдоль и поперек.
— А как же новые космолеты? Неужели все верфи на Андоре разрушены?
— Нет, почему же. Новые корабли как раз и составляют вторую, меньшую часть моего флота.
— Ах, вот как… — смущенно пробормотал Корин, не зная, что сказать в утешение другу. Да и существуют ли такие слова?
Асташевский указал в сторону одного из кресел, а сам тяжело опустился на сиденье возле командного пульта.
— Ты знаешь, что сын Марты погиб два дня назад? — спросил он, опустив глаза. Корин кивнул.
— Да, мы получили радиограмму перед самым отлетом с Земли. Как Марта?
— Как? Разве этих чертей нью-дориан поймешь… До сих пор не разбираюсь в их мимике, а что такое
